Татьяна Делль

10 июня 2022

«Я не замечала отклонений до года, в этом возрасте в принципе сложно ещё что-то понять. У Алайи присутствовали первые звукоподражания. Тревогу мы забили к полутора годам, но даже тогда понятие «ребёнок не говорит» звучало слишком серьёзно. Когда пришло понимание, что что-то не так, в поликлинику было не попасть из-за локдауна. Первые четыре месяца мы просто ждали. Позже мы не знали, с чего начать. Я боялась попасть к некомпетентным врачам и специалистам, которые навяжут дочери неправильные диагнозы, выпишут сильные лекарства.

Окружение до сих пор говорит нам: «Не переживайте, сын соседа заговорил в четыре года, а ваша дочка ещё совсем маленькая». Специалисты расспрашивали нас, какие звуки и слова произносит дочь. Но у Алайи наблюдались и другие признаки: не было указательного жеста, проявления интереса, фокуса внимания, она не взаимодействовала с другими людьми, даже со мной, не могла объяснить жестами, что ей нужно, плохо смотрела в глаза. К тому же я уже понимала на примере старшего сына, что ребёнок должен развиваться по-другому, видела, что они отличаются.

Чтобы признать, что есть проблемы, мне нужно было пройти стадии отрицания, гнева и принятия. Сначала я долго сомневалась, думала, что всё нормально. Потом испытывала страх и чувство вины – думала, вдруг что-то упустила и проглядела, сделала что-то неправильно. Мне повезло – мама знакомого работала логопедом-дефектологом, директором центра. Консультация показалась не такой страшной, как поход к врачу, я хотела услышать мнение специалиста. Дочку проверяли по самым простым нормативным способностям развития – всё естественно и органично, в игре. Логопед объяснил, что есть огромная пропасть между проблемами «ребёнок не хочет говорить» и «ребёнок не может говорить». Нас направили к неврологу, педиатру, остеопату, лору, чтобы исключить проблемы со слухом, аденоиды. Нужно было сдать анализ крови на паразитов, сделать ЭЭГ. Всё это спасло меня от хождения по ненужным специалистам.

По итогам обследований мы определили ряд факторов, которые могли повлиять на развитие дочери: гипоксию и инфекцию, хотя ярко выраженных причин не было. По ЭЭГ фиксировали незрелость мозга. Точную первопричину определить не удалось, но исключили какие-то факторы и нашли болевые точки, которые показывали, насколько серьёзна проблема, можно ли делать стимуляцию мозга и какую коррекционную работу следует проводить.

Сейчас Алайе 3 года 8 месяцев, она посещает специализированный логопедический сад, уже год занимается с логопедом-дефектологом, инструктором ЛФК. Дочь прошла и другие процедуры: биоакустическую коррекцию и микрополяризацию мозга. У Алайи есть хорошая динамика в понимании, прогресс в бытовых навыках, мы продолжаем лечение и занятия – это долгий процесс. Запуск речи соответствует тому, как начинает говорить любой ребёнок. Это не история, когда дети резко начинают говорить целыми предложениями. Динамика наращивается постепенно. Сначала появляется понимание, лепет, звуки и отдельные слова, затем фразы.

Я вижу, что всё не зря: Алайа научилась пользоваться горшком, начала общаться с людьми, появились указательный жест и имитация – всё то, что присуще детям немного раннего возраста, но предшествует запуску речи. В детском саду мы постоянно получаем рекомендации воспитателя и логопеда. Например, в три года дочь не умела дуть, и нам посоветовали дуть через трубочку на конфетти в прозрачной бутылочке. Алайа научилась правильно облизывать леденец, дотягиваться языком до кончика носа, чтобы съесть джем. Также дочери поставили диагноз «слуховая агнозия», и мы купили микрофон, чтобы она слышала свой голос и понимала, что у неё получается говорить. Бабушка и дедушка очень активно включились в эту работу, соблюдают рекомендации специалистов, поддерживают нас, всё проговаривают в игре. Мы стараемся побольше гулять, чтобы развивать крупную моторику.

У Алайи есть сложности в общении со сверстниками, но она хорошо взаимодействует с детьми постарше: например, охотно играет в прятки, догонялки, качели, куклы с братом. Ещё год назад ей было сложнее, она не могла начать игру – могла толкнуть. Такой физический жест означал для неё призыв к действию, но другой ребёнок мог её не понять.

Другим родителям я бы посоветовала выдохнуть и обращаться к специалистам, пройти обследование, набраться терпения и не бросать занятия. Верить, что лучшее впереди. Самое губительное в истории с неговорящими детьми – это потеря времени. С полутора до двух с половиной лет образуются самые важные соединения в мозге, которые отвечают за его деятельность. Пока ребёнок маленький, его развитие проще скорректировать.

Погружаясь в тему, я поняла, что первопричину найти практически невозможно. А уходить в прошлое – значит, идти в никуда. Сейчас осознаю, что иду в правильном направлении и нельзя останавливаться. Я вижу прогресс детей: как они начинают говорить и идут в обычные школы, это радует. Чувство тревоги пока не уходит полностью, но есть вера в лучшее!»

«Моя старшая дочка развивалась стандартно, никаких отклонений не наблюдалось. А потом я заметила, что двухлетние дети в нашем дворе уже говорят полными предложениями, а Тея – нет. Тогда я начала переживать, что мой ребёнок отличается от других, особенно когда её о чём-то спрашивали, а она не могла ответить. Впервые я заметила это в два года, а в три уже нервничала, потому что мне говорили, что у неё есть задержка развития речи. Всё это подавали в страшном ключе, как будто ребёнок совсем не развивается. Мы ходили к невропатологу, остеопату, логопеду, чтобы исключить какие-то проблемы. Но все специалисты говорили, что всё нормально. В результате дочка заговорила в четыре года.

Младшему сыну Самвелу сейчас 3,5 года, он тоже пока не говорит полноценными предложениями. Я уже не переживаю так сильно, потому что знаю, что это особенность моих детей. Думаю, что ребёнок должен хорошо соображать – это можно понять по игрушкам, которые он выбирает. Чем старше малыш, тем сложнее игрушки на логику.

Я присматривалась к детям с первого года жизни: произносят ли они звуки, показывают ли пальчиком, есть ли стремление к развитию. Бить тревогу стоит, если ребёнок закрыт, не выполняет просьбы, не стремится играть, его поведение заметно отличается от других детей. У моих детей не было сложностей при общении со сверстниками, они прекрасно находят общий язык с другими детьми. Дочка понимает брата и рассказывает мне, чего он хочет, я и сама интуитивно чувствую и предугадываю его желания. Думаю, когда появится потребность, Самвел заговорит, но всё же хочу поводить его на занятия к логопеду, чтобы помочь ему.

Когда специалисты сходятся во мнении, что никаких проблем у ребёнка нет, стоит присмотреться к родственникам. Если у родителей нечёткая дикция, они шепелявят или картавят, это может отразиться и на речи ребёнка. Кроме того, если родители, бабушки и дедушки заговорили позже, то и ребёнок может позже начать разговаривать. У нескольких членов моей семьи есть дислалия – нечёткое произношение звуков, что тоже сказывается на произношении.

Я бы не советовала водить неговорящего ребёнка в детский сад – это небезопасно. Тея целый день не ела в саду и не могла мне ничего сказать, воспитатели тоже это умалчивали. Поэтому в детский сад лучше идти, когда ребёнок уже разговаривает и может выстроить личные границы. Другим мамам в своей ситуации порекомендовала бы пройти обследование, но не паниковать, если всё в норме. У многих детей сейчас нет стимула начинать рано говорить, потому что они постоянно находятся с мамой, которая всё понимает и без слов».

«Наш Али родился раньше времени. В середине беременности нам сказали, что он не развивается – УЗИ показывали, что ребёнок не растёт. Сын родился на 33-й неделе, выяснилось, что возник резус-конфликт, но нас достаточно быстро выписали домой. В течение года мы видели, что ребёнок как-то отличается от других: у Али был гипертонус, он практически не плакал. Я списывала это на характер. Он был очень спокойный, в отличие от старшего брата Мади, которого невозможно было остановить. Я вела дневник достижений Мади: записывала каждое слово и новые навыки. Ждала, когда же я запишу что-то в дневник для Али, и понимала, что не укладываюсь в сроки. Чем старше он становился, тем больше я беспокоилась, что он не проявляет ни к чему интерес.

Ни в четыре, ни в шесть месяцев, ни в год, ни даже в два Али не показывал ничего из того, что умел к этому возрасту Мади. Невольно я сравнивала детей, тем более разница в возрасте была небольшая. Зато Али спал всю ночь, ел с аппетитом, был самым спокойным ребёнком в мире, можно сказать, идеальным, если не касаться занятий. Карточки-музыка-животные не запоминались, из книжек он давал читать только одну – про медвежонка, мы читали её до четырёх лет каждый день.

Я удивлялась, насколько непохожие у меня дети. Если Мади обожал играть и с площадки уходил с криками, то Алишка даже не вставал с коляски, сидел, как маленький старичок, и ждал, когда мы поедем домой. Мади в два года уже ходил в садик, а Али был таким трусишкой, всех и всего боялся, не любил ничего нового. Как прижмётся ко мне крепко-крепко всем тельцем, и мне ничего не оставалось, как защитить его от этого страшного и непонятного мира. Любой стресс отображался на Али в виде нервных тиков, чисто интуитивно я видела, что ему не до раннего развития. Я представляла, как ему трудно, и решила не торопить и жить в его ритме.

У неё заняло больше года, чтобы достучаться до меня. У меня уже было тогда двое маленьких детей, и я ждала третьего – не было возможности что-то изучать, я не владела информацией. Я очень благодарна, что подруга помогла мне вынырнуть из своего быта и посмотреть на проблему другими глазами. В три с половиной года Али ещё не говорил, и мы пришли на консультацию в психолого-медико-педагогическую комиссию. Это было сложно. Легче поверить родственникам, которые говорили, что это «всё наследственное, надо подождать, пока исполнится 5 лет», потому что мой дядя не говорил до пяти лет. Но я хотела помочь своему сыну, видела, что ему не нравится играть с другими детьми. Очень рада, что смогла начать искать информацию, доверилась специалистам комиссии, врачу, который помогал нам потом. Чем больше я вовлекалась, тем лучше понимала, что приняла правильное решение.

Али направили в логопедический детский сад, но ему трудно было оставаться без меня, поэтому мы начали посещать логопеда-дефектолога в коррекционном классе, который определила комиссия. С трёх до пяти лет мы посвятили много времени занятиям, исполняли все рекомендации специалистов, занимались спортом и иппотерапией. В пять лет мы заметили резкий прогресс в речи, сыночек стал приносить первые рисунки. Но главное, к этому времени Али начал социализироваться, а к шести годам у сына появился первый друг. Затем он пошёл в первый класс обычной школы. Чем больше Али общался, тем быстрее смазывались различия между ним и другими детьми. Сначала он играл только с малышами в два раза младше себя, но постепенно эта разница уменьшалась. К десяти годам круг общения стал состоять из сверстников, чему мы очень рады.

Я благодарна, что в школе с Али занималась логопед-дефектолог. В первых классах у него пропало заикание, сын перестал бояться, убегать и кричать. Это колоссальный труд специалистов и педагогов в школе, на кружках и тренировках. Сейчас Али 12 лет, и он радует нас своими успехами. Вся эта история кажется такой далёкой, как будто всё происходило не с нами. Этот мальчик преподал мне большой урок – не стоит присваивать себе заслуги детей. А ещё я поняла, что все дети абсолютно разные, и порой мы хотим от них больше, чем они могут усвоить.

Я бы посоветовала мамам: если у вас появились тревожные звоночки, не ждите. Сходите к специалистам и проверьтесь. Иначе потом будете жалеть и думать, почему не сделали этого раньше. Мне помогло общение с мамочками на детской площадке – если бы я не прислушивалась к ним, пошла бы к специалистам гораздо позже. Но я всё равно была уверена, что всё будет хорошо, верила в сына».

«Сегодня гипердиагностика аутизма повсеместна. Внешние симптомы РАС и слухоречевой агнозии могут выглядеть одинаково, и многие специалисты путают эти состояния, ориентируясь на заученные маркеры, а не рассматривая картину развития ребёнка в целом, в сложной взаимосвязи анамнеза и иерархии формирования высших психических функций, эмоциональной составляющей развития личности.

Самая распространённая причина появления нарушений в речевом и психическом развитии – особенности протекания беременности будущей мамы. На многие факторы мамы и врачи не обращают внимания. Часто беременность протекает на фоне хронической гипоксии – у мамы выраженная анемия, ей не хватает кислорода, поэтому она меньше передаёт его и малышу. Нервные клетки без достаточного количества кислорода сразу гибнут. Кора головного мозга имеет пятикратный запас нейронных клеток, но даже его порой не хватает, чтобы нейронные сети сформировались правильно. Второй фактор, который влияет на развитие речи ребёнка, – это стресс мамы во время беременности. В это время в её кровь попадают гормоны кортизол, норадреналин, пролактин, которые сильно загущают кровь, и малыш снова получает меньше кислорода.

Третья причина – педагогическая запущенность детей. Ребёнок родился с определёнными рисками, а мама совсем не знает, как с ним общаться. Многие мамы мало взаимодействуют с ребёнком тактильно, эмоционально, дают мало ласки, тепла, не разговаривают с ним, буквально подкладывают под звучащий телевизор или рано дают в руки гаджеты, что очень губительно действует на формирование нейронных сетей и речевых зон. В норме малыш должен слышать голос мамы, к двум месяцам отличать его от всех остальных звуков. Ребёнок, имеющий риски в анамнезе и выросший под телевизор, не формирует способность декодировать море поступающих звуков. Родители заливают малыша акустическим мусором, его мозг не формируется, как надо, теряется навык фонематического распознавания звуков. В результате к девяти месяцам он не откликается на своё имя, не понимает простые инструкции. А если нет понимания, активная речь и вовсе не формируется. Поэтому неправильная тактика общения с ребёнком – одна из важных причин, которая мешает крохе развиваться по нормам речевого развития.

Он обучается только соотносить фигуры и цвета, но не учится инициативному диалогу – не задаёт вопросы, не отвечает, ничем не интересуется. Поэтому не стоит верить в миф, что мультики носят развивающий характер. Для детей с рисками в развитии они, наоборот, могут стать причиной отката. Иногда родители сами делают всё, чтобы ребёнок не заговорил. Есть категория мам, которых я называю «чистюли». Такие мамы не дают ребёнку получить нормальный сенсорный опыт, даже отбирают ложку. Хотя умения держать ложку, пользоваться горшком, одеваться и раздеваться напрямую связаны с развитием речи.

Надо давать малышу возможность взаимодействовать с поверхностями разной текстуры и фактуры – трогать и понимать, что есть гладкое, колючее, мягкое, мокрое, сухое и острое. Рассыпать муку, в том числе на себя, ковыряться в фасоли, ходить по камушкам, трогать шишки. Речь не формируется без первичного восприятия, это высшая психическая функция, вершина пирамиды. А внизу лежат восприятие, навыки самообслуживания, умение к трём годам пользоваться горшком, одеваться, обуваться и мыть руки.

Сегодня мы наблюдаем, что многие родители стали более осмысленно относиться к этой проблеме – приводят детей в наш центр в возрасте полутора-двух лет, раньше к нам впервые приходили только к трём-семи годам. К сожалению, бывает уже слишком поздно, потому что гибкость и пластичность нервной системы ребёнка теряется к пяти годам. Если до пяти лет ребёнок не заговорил, то в 95% случаев позже овладеет лишь функциональной речью, чтобы обеспечивать потребности обихода.

Тревожные звоночки я могу, как специалист, увидеть уже с рождения ребёнка, по итогам анамнеза и тому, какой у ребёнка был крик новорождённого. Если крик слабый, ребёнка шлёпали, реанимировали, есть большая вероятность рисков в речевом развитии.

В центре логопедии и коррекции «Тичь и спич» работа построена на индивидуальном подходе. Ребёнок проходит консультирование, мы определяем причины, степень тяжести проблемы, степень влияния на коммуникацию и круг специалистов, которых необходимо пройти. Затем ребёнок поступает к специалистам, мы уделяем большое внимание сенсорному и телесному развитию малыша – рекомендуем специалиста по адаптивной физкультуре, сенсорной интеграции, подключаем дефектолога, а затем логопеда, когда у ребёнка появляется способность подражать. 

Поэтому мы создали чат-бот в телеграм, с помощью которого можно провести первичную бесплатную диагностику. Чат-бот задаёт вопросы и помогает маме понять, есть ли у ребёнка серьёзные проблемы в развитии, с которыми нужно обратиться к специалистам. Для каждого ребёнка составляется индивидуальная программа развития, в которой расписаны основные направления работы: развитие моторной сферы, подражательной деятельности, психических процессов: внимания, мышления, памяти, восприятия, логопедическая работа. Это артикуляционная и дыхательная гимнастика, постановка и автоматизация звуков, работа над словарём, пониманием речи, диалогом. В соответствии с этой программой проводятся индивидуальные занятия.

Мы рекомендуем посещать занятия три раза в неделю, потому что через день полученные знания и навыки будут ещё актуальны и лучше закрепляются. Если приходить один-два раза в неделю, маленький ребёнок забывает усвоенный навык, и педагогу приходится отрабатывать его заново. Мы ориентированы на индивидуальные, личностные и типологические нарушения ребёнка, гибко подстраиваемся под него. Учитываем, что ведущей деятельностью дошкольника является игровая, поэтому специалисты работают с детьми на полу, если они ещё не готовы к тому, чтобы всё занятие сидеть за столом. Используем элементы техник флортайм, АВА-терапии, чтобы стимулировать подражание, выбираем из каждой технологии логопедии то, что необходимо ребёнку на данный момент.

Мы всегда просим прислушиваться родителей к нашим советам по поводу консультаций врачей, которые необходимы для успешного развития ребёнка. На базе нашего центра работает невропатолог-эпилептолог. Грамотное лечение на фоне коррекционной работы всегда даёт более быструю динамику.

Если родители не понимают, что они в первую очередь должны помогать своим детям, мы можем расторгнуть договор – важно понимать, что только при условии выполнения рекомендаций и домашних заданий мы можем вместе прийти к успеху. Прогноз развития каждого ребёнка индивидуален, это зависит от степени интеллектуальной сохранности и его речевых возможностей. Сразу же дать прогнозы на первой консультации мы не можем, при хорошей динамике неговорящий и непонимающий ребёнок через два-три месяца пытается использовать указательный жест, показывает на объект, затем уже начинается запуск речи – появляются первые простые слова и фразы».

«Есть несколько теорий для ответа на вопрос, почему возникают трудности в развитии речи. Первая – гипоксическая, то есть проблемы вызывает недостаток кислорода, начиная с внутриутробного развития. Когда будущая мама вынашивает ребёнка на фоне латентного дефицита микроэлементов и железа, он может не сразу закричать, чуть позже сесть и пойти, а к году не отзывается на своё имя. Вторая теория – аутоимунная, связанная с профилактическими прививками. Хотя она и не доказана, но многие мамы не ставят прививки своим детям. Третья – инфекционная: у часто болеющих детей разрушаются клетки нервной системы.

Я считаю, что 80% успеха в развитии речи – это работа с педагогами. Моя задача – помочь ребёнку в усвоении информации. Прежде чем дать рекомендации, я всегда прошу выполнить ряд исследований: сдать анализы крови на выявление сбоев по гормонам щитовидной железы, железодефицитной анемии, витаминов группы B и D, сделать электроэнцефалограмму (ЭЭГ). Это исследование показывает, как работает кора головного мозга и насколько она функционально соответствует возрасту ребёнка, нет ли патологических вспышек, которые могут влиять на развитие. Затем я даю рекомендации по лечению, устранению дефицита витаминов, принятию ноотропов – всё это обязательно должно сочетаться с педагогической коррекцией. Это длительная работа, в которую должны включаться и родители, и педагоги, и витаминная, медикаментозная поддержка».

Фотографии предоставлены героями материала