Фильм «Игла»
с Виктором Цоем
30 лет назад и 30 лет спустя
25 августа 2018
В 2018-м – к 30-летию «Иглы» – сеть кинотеатров Chaplin запустила её в ограниченный прокат в Алматы и Астане. Никаких ограничений по срокам не ставили. Прокатчики заявляли, что будут показывать картину до тех пор, пока будет ходить зритель. На премьеру 26 июля все билеты в обоих городах раскупили заранее – 30 лет спустя «Игла» вновь стала большим кинособытием. Инициаторы показа не могли нарадоваться, когда удалось продлить сеансы на вторую неделю. В итоге картина – под стать современным блокбастерам – продержалась в прокате 21 день.
Автор сценария Бахыт Килибаев и режиссёр картины Рашид Нугманов рассказали о конфликтах съёмочной группы, о том, зачем вплели в сюжет аральскую катастрофу, как фильм в итоге получился, каков его бюджет в пересчёте на доллары, зачем был придуман план Б по дистрибьюции «Иглы» и почему его нужно смотреть и сегодня, и даже с детьми.
«Или я, или они»
Соавтор сценария «Иглы» Бахыт Килибаев рассказывает:
– К этому времени [к концу 80-х] мы с Сашей Барановым (российский сценарист, режиссёр, соавтор сценария «Иглы». – Прим. автора) вместе пять лет отучились во ВГИКе, уже написали сценарий, который у нас студия купила, поучаствовали в написании ещё двух сценариев и считали себя очень крутыми сценаристами…
А вы ими были?
Ну, жизнь покажет. Про себя говорить сложно. Так вот, у нас с Сашей был друг и коллега, во ВГИКе мы вместе учились. Он на год старше нас учился на режиссуре у Озерова (Юрий Озеров – драматург, педагог, преподаватель ВГИКа. – Прим. автора) – это Аманжол Айтуаров. Мы с ним уже и подружились, и творчески взаимодействовали, написали ему сценарий для курсовой и для диплома. И предполагалось, что, когда он приедет в Алма-Ату через год и у него будет право на постановку, мы ему напишем очередной сценарий. Так и получилось. Мы с Сашей сели и написали. Принесли этот сценарий на студию «Казахфильм», его сразу утвердили, с нами подписали договор. То есть редактуру он сразу прошёл. И Аманжол был запущен как режиссёр, создана группа, начался подготовительный период. Мы с ним съездили в Аральск, он отобрал натуру, в том числе посмотрел квартиру, в которой я жил. И утвердил её (речь о квартире главной героини «Иглы» Дины – в ней в 80-е годы жил сценарист Бахыт Килибаев. – Прим. автора).
А далее по технологическому регламенту Аманжол должен был разработать режиссёрский сценарий фильма. Он его написал. А сценаристы – опять же по регламенту – должны были его утвердить, поставить свои подписи. Мы с Сашей его прочли, увидели, что там много изменённого, и хотели понять, в чём дело, что режиссёра не устраивало. Но как-то не получилось у нас обсуждения. В общем, мы не договорились.
У вас конфликт произошёл?
Мы сказали, что не будем подписывать режиссёрский, потому что не согласны с тем, как он интерпретировал определённые сцены, героев. А группа уже в полном сборе – должны снимать. Но без подписи сценаристов не могли этого сделать. Ну и ситуация в тупик зашла, он написал заявление на имя директора [«Казахфильма»]. И директору пришлось принимать решение. Я так понял, что был ультиматум: или я, или они – сценаристы. А в той ситуации ультиматум был абсолютно неконструктивным ещё и по формальным составляющим: нас нельзя было отстранить, у нас сценарий куплен, у нас права на сценарий и всё такое прочее. Тогда его отстранили. А к этому времени был потрачен уже какой-то финансовый ресурс – процентов 25–30. То есть было непонятно, что дальше…
И насколько я понял, режиссёры, которые тогда были на «Казахфильме», не захотели рисковать – денег мало.
«Три условия»
А Рашид Нугманов – тогда ещё даже не режиссёр – за «Иглу» взялся. Вот как он вспоминает череду событий, что привели к результату, который зрители увидели на экране.
Этот фильм уже несколько месяцев был в запуске, и определённая сумма потрачена. И вот уже приближается 1 октября, когда нужно начать съёмки. Мне позвонили в августе, попросили прийти на студию и предложили подхватить картину. Сказали: «Вот, ты должен только уложиться в срок, потому что не дадим никакого дополнительного времени на подготовительный период – уже съедено время. И съедены определённые средства. Ничего больше мы вам не сможем выделить. Если вы готовы на это пойти, то давайте». Я сказал: «Да, готов. Но у меня есть встречные три условия: Я сделаю полный рекастинг – новых актёров наберу. Эти актёры будут утверждены мною лично – без утверждения худсоветом. Потому что времени нет. Если вы начнёте сейчас утверждать, то мы 1 декабря съёмки только начнём».
Они в принципе согласились, потому что и тот кастинг был под сомнением. Но спросили: «А кто будет сниматься?» Я сказал. Они: «А кто такой Виктор Цой?» (Нугманов и музыкант дружили. Виктор Цой к тому моменту уже снялся в короткометражном фильме Нугманова «Йя-хха». И именно его режиссёр хотел видеть в роли Моро. – Прим. автора). Я говорю, что это музыкант. «Какая у него профессия, где он работает?» А он-то работает вообще-то кочегаром. «Петя Мамонов – это кто?» А он переводчик со шведского или норвежского (Пётр Мамонов сыграл в «Игле» врача-наркодилера. – Прим. автора). Про «Звуки Му» я даже не говорил. Если бы они посмотрели, что он вытворяет на сцене, они, наверное, в ужасе сказали бы «Нельзя». Но мне их утвердили.
И я сказал, что поскольку все они непрофессиональные актёры, то второе условие – мы будем менять сценарий и импровизировать на площадке.
Потому что непрофессиональные актёры не могут, не умеют играть по заранее заданным текстам – для этого надо учиться пять лет по системе Станиславского или иметь большой опыт съёмок в кино. Ни у кого его нет. У всех первая картина, большие роли первые – и у Виктора, и у Мамонова, да и у [Александра] Баширова такая длинная роль была первая. Он был моим сокурсником по режиссёрскому факультету во ВГИКе.
«Хорошо. А какое третье условие?»
Я говорю: «А третье – для того, чтобы работать в таком стиле, нужен особенный оператор, который меня понимает с полуслова, которому не нужно ничего объяснять, который, может быть, ещё мне что-нибудь объяснит». Они говорят: «Хорошо, а кто это такой?»
Я говорю: «Это мой брат, тоже студент третьего курса» (речь о Мурате Нугманове. – Прим. автора).
Представляю, как дерзко это выглядело…
Конечно! Наверное, Игорь Вовнянко обиделся на меня с тех пор, потому что он был постановщиком. Но деваться некуда, они приняли эти условия. Поэтому я ничего не утверждал – ни концовку, ничего. Я мог вообще сделать так, чтобы Моро никто не пырнул ножом в конце. Но, разумеется, я сохранил фабулу, сюжет – всё развивается так, как это было задумано авторами сценария, по их логике. Но детали и повороты, некоторые сцены и взаимоотношения, конечно, претерпели большие изменения.
Кадр из фильма
«Моро жив – Моро должен умереть»
Фильм завершается неоднозначно. После удара ножом в живот Моро встаёт и бредёт по заснеженной улочке Тулебаева дальше. Рашид Нугманов вот уже 30 лет отвечает на вопрос о концовке: герой выжил. И если бы «Игла – 2» появилась – а режиссёр собирался её снимать (но после гибели самого Виктора это стало невозможно), она бы начиналась с того, как врачи спасают Моро…
При этом сценаристы настаивали на его смерти. И убивали персонажа намеренно.
– В нашем сценарии герой умирал, – отмечает Бахыт Килибаев. – Однозначно. Причём не на пустынной аллее, а на площади, где десятиклассники в этот момент праздновали прощание со школой. И там, среди подростков – нарядно одетых, весёлых – он лежал, и никто не понимал, что с ним происходит. В этом было такое острое ощущение времени. Они только-только окончили, у них всё впереди. А он на четыре года старше. И вот какой-то путь он прошёл и теперь здесь.
«Стоп. Снято»
– Когда Рашид написал режиссёрский, было искушение не подписывать и его, – смеётся Бахыт Килибаев. – И Саша в большей степени, чем я, был за то, чтобы не подписывать. А я ему сказал: «Там ещё деньги истрачены, значит, точно единицы не будет, давай уже подпишем».
– Мы прочитали сценарий, закрыли его и работали по системе – есть такой термин хороший cinéma vérité во французском, «камера-перо» – когда «пишешь» фильм камерой, – продолжает Нугманов. – В принципе, это система Станиславского, только перевёрнутая с ног на голову. В системе Станиславского очень важно же «здесь и сейчас» – реальное переживание. Но это переживание достигается многими-многими часами репетиций, работы актёра над собой. У нас такого не было, конечно. Потому что, во-первых, времени на репетиции не было. А второе – снимались непрофессиональные актёры. Если бы они репетировали что-то и чего-то добились на репетициях, они бы никогда это не повторили перед камерой. Это закон для непрофессионалов. Это распространяется на любых непрофессиональных актёров и детей. Поэтому, когда с ними работаешь, выстраиваешь совершенно иные отношения на площадке. Ты не занимаешься системой, проникновением, перевоплощением актёра в сущность персонажа, а просто снимаешь таким, какой он есть в жизни. И пытаешься максимально наносное, зажатое исполнение убрать.
Кадр из фильма
«Море»
Виктор Цой в «Игле» играет Моро – парня «перекати-поле», уроженца Алма-Аты, который три года назад уехал в Москву, занимается там неизвестно чем и, видимо, нуждается в деньгах, потому что возвращается в родной город, чтобы выбить долг у старого знакомого. Свой приезд в Алма-Ату он скрывает от родных, жить ему негде, и он идёт к девушке Дине. У них была большая любовь. Но теперь – и Моро быстро это понимает – Дина уже не та. Она сидит на игле. Он везёт лечить её к Аральскому морю, высыхающему, погибающему, как Дина, как целое поколение. Там они вместе переживают ломку…
Вы намеренно включили тему гибели Аральского моря в сценарий?
Ну, конечно, – отвечает Бахыт Килибаев. – По сценарию Моро и Дина уже были на Арале три года назад. И ходили на море. А через три года, когда Дина оклемалась после ломки, они пошли и уже до моря дойти не могли.
Вы не преувеличивали? Действительно за три года море так сильно обмелело?
Абсолютно не преувеличивал. Это факт. И вот тогда было это острое ощущение того, что жизненное пространство сужается, пространство для жизни – какие-то другие времена наступают. Это сейчас я, наверное, умничаю. А тогда я просто остро это чувствовал, наверное, ближе к подростковому у меня ощущение было.
«Скрижали, или План Б по распространению «Иглы»
Рашид Нугманов признаётся: работая над «Иглой», группа допускала, что фильм может не выйти на экраны. Но тут же добавляет, что это их не пугало:
Если бы картину не выпустили, это было бы естественно, потому что в Советском Союзе официально не признавалось, что наркомания – такая широкомасштабная проблема. В главных ролях играют кочегары, сторожа. Ни одного практически профессионального актёра же в картине не было. Я студент третьего курса ВГИКа и брат мой – оператор – тоже. И по совокупности этих признаков мы думали, что картине дадут какую-нибудь самую низшую категорию, выпустят одну-две копии или вообще на полку положат. Но мы этого не боялись даже.
Мы знали, что будем бороться за картину до конца и будем делать только то, что хотим сами. И на тот случай, если картина не будет выпущена на экраны, у нас был план. Вы знаете, что тогда уже существовала очень широкая сеть самиздата: записи тех же «Кино», «Аквариума», «Зоопарка» расходились на кассетах огромными тиражами. И мы совершенно чётко знали, что всё равно все люди, кому фильм интересен, его посмотрят. А тогда как раз очень широко распространилось домашнее видео VHS. Эти кассеты копировались и из руки в руки расходились. Мы на VHS стали смотреть всё американское, например, кино, которого не было в Советском Союзе, с этим гнусавым переводчиком (зажимает нос и изображает голос переводчика). Это уже налаженная дистрибьюторская подпольная сеть была. И «Игла» точно так же разошлась бы совершенно спокойно. Другое дело, что ни с официального проката, ни с неофициального проката всё равно мы бы ничего не имели. Какая разница? Нам главное – чтобы люди посмотрели. И мы знали, что будут смотреть, потому что мы знали, что сделаем что-то настоящее – чего нет в кинотеатрах.
Побаивались результата, видимо, и те, кто запустил картину в производство. Потому что авторов то и дело вызывали в высокие кабинеты на разговор. Несколько таких бесед описывает сценарист Бахыт Килибаев:
В какой-то момент стали просмотры закрытые проводить, куда нас тоже приглашали. Один просмотр «Иглы» был в Госкино… И председатель Госкино Казахской ССР – тогда им был Канат Бекмурзаевич Саудабаев – тогда нас с Сашей (Александром Барановым, вторым сценаристом «Иглы». – Прим. автора) по отдельности нас расспросил: что мы думаем по поводу того, что сейчас видели. Я ему абсолютно уверенно и искренне сказал, что если есть какие-то скрижали, на которые заносится что-то, что будут помнить, то вот сейчас запись появилась: «Такой-то год, фильм «Игла». Я сказал: «Вам за этот фильм не будет стыдно никогда». И я это осознанно сказал, потому что так чувствовал, так думал.
Удивительно, что фильм о наркомании вообще одобрили и запустили в производство…
Да, на самом деле и для меня до сих пор загадка, как это всё прошло, – продолжает Нугманов. – Но тогда главным редактором «Казахфильма» был Мурат Ауэзов – очень продвинутая личность, конечно. И они утвердили этот сценарий для постановки. И в Госкино он как-то проскочил. Я не знаю, почему.
Перестройка, может быть, свою роль сыграла?
Сыграла, да, – подтверждает Нугманов. – Но, смотрите, когда писался сценарий, это был ещё где-то 86-й год. В 87-м началось только производство картины. А гласность появилась в 88-89-м. Гласность – это же главный составляющий элемент перестройки: когда вдруг было разрешено публиковать всё, и наружу вылилось годами, а, может быть, десятилетиями копившееся недовольство идеологической системой. Разумеется, это в определённой степени помогло, наверное, каким-то образом в запуске «Иглы», потому что трудно себе представить, чтобы такую картину запустили где-нибудь в 70-е годы. И потом – это помогло с выходом картины на экраны, потому что Госкино хотя и с большим опозданием – в 89-м – выпустило картину на экраны по первой категории. В те времена у Госкино были три прокатные категории – они всё решали: сколько копий напечатать, сколько показов в кинотеатрах сделать и так далее. Первая категория – это самая желанная категория. Лучше была только высшая категория, но её могли получить единичные фильмы, которые делались по специальному госзаказу, типа «Войны и мира», «Освобождения» – такие патриотические большие полотна.
«Бюджет»
«Сложно сравнивать две абсолютно разные эпохи, переводить в цифры. 30 лет назад создатели на «Игле» ничего не заработали», – признаётся Рашид Нугманов.
Вам такой широкий прокат, наверное, не принёс миллионов? Только, наверное, известность и признание?
Там же были совершенно ничтожные ставки. Как режиссёр, не помню, я 180 рублей, что ли, получал. И занятость – мы же очень быстро картину сделали – всего за несколько месяцев. А потом нам полагались какие-то постановочные вознаграждения, если фильм переступал порог так называемой окупаемости. А в то время порог окупаемости был просто до смешного высокий – 9,5 миллионов зрителей. Ну, это же абсурд, потому что картины стоили очень небольших денег. Бюджет «Иглы», то есть деньги, на которые мы её сняли, – 190 тысяч рублей.
Вы не пытались пересчитать бюджет «Иглы» на доллары?
Смотрите, в 87-м году, когда мы начали снимать фильм, один доллар на чёрном рынке можно было купить за пять рублей. Официальный обменный курс был где-то 90 копеек к доллару, что ли. Но по официальному курсу обменять невозможно было. Это какие-то расчёты непонятные, я не знаю, с Кубой. А вот если тебе просто как гражданину понадобились доллары, – конечно, никаких обменных пунктов не было – ты мог пойти и на чёрном рынке у кого-то по знакомству приобрести за 5 рублей 1 доллар. Значит, если 190 тысяч разделить на пять, то это где-то, грубо говоря, 40 тысяч долларов.
«Они по вентиляции лезут»
За 11 месяцев 1989 года картину посмотрели 14 с половиной миллионов зрителей. Она выбилась в лидеры советского проката, а Виктор Цой – по результатам опроса журнала «Советский экран» – был признан актёром года.
А вы помните реакцию зрителей 30 лет назад? Что люди говорили, может быть, в автобусах обсуждали, на работе? Вас узнавали на улицах?
Как говорят? В одну ночь просыпаешься знаменитым? Так и получилось, – говорит режиссёр Нугманов. – Успех был оглушительным ещё до выхода фильма в прокат. У нас пошла серия предпремьерных показов. Тогда, в советское время, было положено режиссёру иметь одну копию – для творческих встреч. Он берёт свою копию, встречается со зрителями… И если ты фильм не отдаёшь кинотеатру, чтобы он его показывал, а обязательно перед каждым сеансом разговариваешь со зрителем, тогда это считалось не прокатом, а творческой встречей. Такие можно было делать. И мне сразу стали со всего Союза звонить и приглашать на эти творческие встречи со зрителем. Моментально разнеслась эта весть. И я ездил – от Прибалтики до Сибири. В подавляющем большинстве попасть на эти встречи невозможно было – все билеты раскупались. Помню случай: мы подъезжаем к кинотеатру – большой кинотеатр в центре Свердловска – полная площадь молодёжи, пройти невозможно. Нас проводят туда через служебный вход, потом прибегает директор кинотеатра: «Что делать? Сейчас двери сломают». Решаем провести дополнительную встречу на следующий день, объявляем об этом молодёжи. Потом кто-то забегает и говорит: «Молодые ребята лезут в кинотеатр через вентиляционные шахты». Знаете, есть битломания, а тогда такая киномания пошла.
Вы были готовы к такой популярности?
Я к славе – как и Виктор, между прочим, – отношусь с иронией. Мне это не важно. Сегодня есть, завтра нет. Главное – человеческие отношения. Главное, делать что-то, что нравится людям, что попадает в струю. И не вообще людям, а конкретным людям, которые имеют один с тобой вкус, принадлежат к одной и той же субкультуре: ты даёшь им то, чего нет. Мы не видели такого на экранах. И мы сказали себе: «Слушайте, мы ждём-ждём-ждём-ждём. Нет такого кино. Значит, придётся самим снять».
«Почему «Иглу» можно смотреть 30 лет спустя?»
Бахыт Килибаев привёл на первый показ картины в честь её юбилея своих детей младшего школьного возраста.
Для меня важно понять, как воспринимают его мои дети, – объясняет сценарист. – Мне кажется, это фильм для семейного просмотра современных отцов и современных детей. Я имею в виду отцов, которые к тому поколению относятся, и детей – которые к новому. Это то, что можно обсуждать. Коммуникация тут может возникнуть. Понимание. «Папа, почему этот фильм был культовым в то время?» Надо ответить на этот вопрос, объяснить им, чем тебя это наполняло, вдохновляло, вело, чем увлекало, почему ты чувствовал резонанс в себе с этим героем, с этими обстоятельствами…
Безусловно, эта тема не только не исчезла, она стала гораздо более актуальной в наше время, – отмечает Рашид Нугманов. – Сейчас уже ни для кого не секрет, что масштабы распространения наркомании просто катастрофические. Можно закрыть на это глаза. Но от этого тема не исчезнет. А вообще фильм не о наркомании же, правда? О взаимоотношениях людей. О возвращении старых чувств между двумя молодыми людьми. Но, возвращаясь к теме наркомании, меня порадовало вот что... Я много писем получал в то время. И среди них было несколько писем от молодых людей, которые сказали, что бросили наркотики благодаря фильму. Все эти письма у меня хранятся. Надо их разобрать. И мне кажется, что вот такие письма особенно ценны. Если кому-то этот фильм помог, даже хотя бы одному человеку… И если сейчас он кому-то поможет, хотя бы одному человеку… Если не избавиться от зависимости, то хотя бы никогда не пробовать и не идти в эту зависимость, то уже не зря он был сделан, я думаю. Если это произойдёт, всё остальное окупается с лихвой.