Рассуждала так: если наглотаюсь таблеток, меня откачают, и я ещё буду лежать с интоксикацией и наслушаюсь нравоучений. Будет ещё хуже. А так я не знала: выживу или нет, попаду в вену или не попаду, потому что во время этого процесса ты не чувствуешь боли. Ты не чувствуешь абсолютно ничего. Просто внутри, знаете, всё плавится, как лава. Начинаешь задыхаться, но ты не чувствуешь телесной боли. Всё идет изнутри, где-то из груди.
В тот момент я не думала о себе. Я думала о том, что скажут люди, о своих родителях. Хоть и не видела их очень давно, но пыталась представить – как они справятся с этим. Что будет после, сколько им понадобится времени, чтобы пережить это? Сколько они будут скорбеть и будут ли? Нет, мне не было страшно за себя. Было страшно за свою семью, за тётю. Боялась, что у неё будет сердечный приступ, что мама, в прямом смысле, умрёт от горя. Страшно было то, что будет потом, а не то, что случится в данный момент.
Я не чувствовала боли, просто резала себя и плакала. А потом просто пошла спать. Наутро всё жгло, боль была очень сильная, и остались глубокие порезы. Не только на руках, но и в области талии, в области бедер. А тётя… Она не обратила внимание. При этом не могу сказать, что я скрывала тщательно. Помню, утром зашла в душ и расплакалась от боли и обиды. А потом вышла как ни в чём не бывало.