Личная история: зачем они вообще меня вытащили?

8 февраля 2021

И у меня перед глазами выразительно оживает тот день: на съёмке Алёна, такая нежная, спокойная, красавец-муж и их трое мальчишек, такие красивые, воспитанные, дружные. И эта жизнерадостная картинка никак не монтируется со словами, которые я слышу в трубке.

– Я только вчера вышла из больницы. Трое суток в реанимации. Не знаю, зачем звоню вам, наверное, потому, что вы пишете о том, о чём другие молчат. Просто хочу, чтобы люди знали, как незаметно можно туда скатиться. Как мучительно возвращаться. Зачем они вообще меня вытащили?

И снова рыдания, а я не могу выдавить и слова в ответ.

Через несколько дней мы встретились в «Старбаксе». Минута неловкого молчания – как я ни готовилась к этому моменту, начать разговор на столь деликатную тему очень сложно. Даже дежурный комплимент не ввернёшь. Человеку, который две недели назад осознанно решился на такой радикальный шаг, не подберёшь комплимента. Отсутствующий взгляд в окно, сидит ссутулившись – так, что понимаешь, сил действительно нет.

– Просто всё надоело. Всё бессмысленно. Зачем проживать эту жизнь, если ни на что толковое я не способна, – это говорит мать троих мальчишек, старший из которых успешно оканчивает престижный МИФИ, младшие – школьники, умницы. Но для неё всё это как будто не достижения, а обесцененные факты, состоявшиеся без её участия.

– И всё же что-то послужило поводом?

– Ссора с мужем. Очередная. Опять выслушивала – какое я ничтожество, всё делаю не так, выгляжу не так, живу не так. Вроде бы ничего нового, ничего шокирующего. Когда мы ссоримся, претензии друг к другу одни и те же. Просто в этот раз я решила, что с меня хватит. Это было не сгоряча. Сначала я просто ушла. У нас есть другая квартира, где я могу побыть одна. Две недели я лежала на диване, смотрела в потолок и убеждалась, что моё решение правильное, так всем будет лучше. Я действительно ужасная мать, ужасная жена и хозяйка, никчёмный человек. Купила в аптеке таблетки. Перемолола в блендере. Оставила на столе. У меня было две недели – я заканчивала все рабочие проекты (не хочу, чтобы из-за меня страдали люди), возила детей на кружки, в школу, со школы. А потом возвращалась в квартиру и всё смотрела на готовую чашку блендера. Не торопясь, писала список: контакты детских тренеров, учителей, расписание кружков. Закрыла кредит, подшила чеки об оплатах, чтобы ему после меня было не так сложно. Ночью 1 января набрала горячую ванну, разбавила порошок из таблеток водой и сделала несколько глотков.

– А в ванну легла зачем? Чтобы утонуть, если не отравишься? – мой вопрос её рассмешил.

– Ну, я же не знала, когда меня найдут, – Алена утирает слёзы смеха, и я вижу, что в глазах, наконец-то, появляется искра живого человека. – Через неделю, две? Ты представляешь, какая помойная лужа образуется? Они же полы не отмоют. И вонища по всей квартире. А так – в ванной, сполоснули и готово.

Логика никогда не была моей сильной стороной, но сейчас постичь её мне вдвойне сложно. Женщина, которой так долго внушали, что она плохая хозяйка, неряха и эгоистка (что она и сама в это поверила), думает о том, как будут убирать квартиру после её смерти. Я озвучиваю своё наблюдение Алёне и, кажется, ставлю её в тупик.

– Что ты чувствовала, когда уходила?

– Ничего особенного, я даже стакан допить не сумела. Несколько глотков – и уснула. Темнота. Очнулась в больнице: запах рвоты, боль в глотке и пищеводе. Но самое страшное – боль душевная, к которой я почти привыкла за последнее время, но теперь она была как концентрат. Я орала дурниной: «Зачем вы меня вытащили? Не хочу». На соседних кроватях со мной лежали какие-то бабки. Как они туда попали? Старые. Неужели тоже? Неужели дотерпеть не могли, в их-то возрасте. Я ору, а они ворчат: «Да заткните вы её, невозможно слушать». Бедные, – и Алёна снова хохочет. – Но весь кошмар происходящего я осознала, когда через трое суток меня перевели в палату. Асель, это не как в американском кино – грустные люди в бирюзовых сорочках. Это алматинская токсикология. Фиолетовые бомжеватые мужики, от которых несёт перегаром и гнилыми зубами. Тут же ворчливые бабки. Тут же самоубийцы-неудачницы. Нас таких было три девочки. Одной вообще места в палате не хватило – так она и лежала на каталке в коридоре. На всё отделение – один грязный электрочайник. Я полчаса вокруг него ходила, не могла понять, с какой стороны воду наливать. Оказывается, нужно отдирать крышку и зачерпывать стаканом.

Наступил момент, когда, сумев держаться на ногах хоть какое-то время, я подумала о дУше. Пойми, всё это время ты ходишь в подгузнике, из тебя льётся и льётся. Пошла искать душевую, хоть местные и убеждали меня, что здесь такое помещение не функционирует. Зашла в грязную кабинку, включила кран – вода ледяная. Кое-как моюсь, вдруг дверь распахивает тётка-санитарка. Матами и тряпкой выгнала меня из этой душевой. Мол, не видишь? Душ не работает!

Я не брюзга и не жалуюсь, просто вернуться в этот мир через портал алматинской токсикологии – это проверка на любовь к жизни, понимаешь? – и снова Алёна заливается смехом, но теперь каким-то жутковатым.

– И всё-таки ты рада, что тебя вытащили?

– Нет. Нет, я всё равно не хочу жить.

– Попробуешь снова? – спрашиваю я, но Алёна молчит. Похоже, сейчас у неё нет точного ответа.

– Муж. Решил приехать и проверить, что я делаю в новогоднюю ночь. Выломал дверь, вызвал скорую.

– Вы говорили с ним о случившемся? О его роли в этой истории?

– Говорили. Он сказал, что я дрянь. Эгоистка, ни о нём, ни о детях, ни о матери не подумала. А я как раз обо всех всегда думала. И когда он мне говорил, что я плохая мать, истеричка, которая на них орёт, я о них думала и соглашалась. И обещала себе, что больше не буду орать, но потом нервы не выдерживали, и всё по кругу.

– Ты просто молча слушала, что ты плохая мать, и соглашалась с этим?

– Раньше пыталась оправдываться, и тогда он бил меня по лицу. И эти драки видели дети. И он говорил, что я ужасная мать, что провоцирую его на такое. Поэтому потом я стала слушать молча. И соглашаться. В конце концов, ему виднее.

– Алёна, ты никогда не думала о разводе?

– Думала. Но мы же вместе 24 года. Мы не каждый день так скандалим. Поорём, потом помиримся и вроде продолжаем жить дальше. Я думала, а у кого в семье безоблачно? Но боль накапливалась и однажды стала невыносимой.

– Ты когда-нибудь обращалась за помощью к психологам?

– Лично никогда. Но я много читала, участвовала в марафонах, прокачивала женственность, училась жить в потоке, доверять Вселенной, загадывать желания, а не ставить цели. Но знаешь, это всё такая фигня. Оказывается, когда совсем плохо, лучше к психиатру. Меня после выписки направили. Психиатр диагностировал тяжёлую депрессию, рекомендовал лечь в стационар. Но у нас же это стыдно – быть психом. Теперь ещё и с этим клеймом жить. Теперь у него есть ещё один повод для обвинений.

– Да, признавать, что болит душа, – это стыдно. Даже стыднее, чем про венерические болезни рассказывать.

– Да, поэтому тихонько читаешь умную психологическую литературу, в которой вроде всё понимаешь. А сама катишься всё глубже и глубже, пока не достигнешь дна.