Личная история: у меня четвёртая стадия рака, но я не собираюсь сдаваться

Гульмира Камалова

4 февраля 2022

Перед крутым жизненным поворотом всегда происходит что-то важное. Крутым поворотом для меня было отойти от мира цифр, достигаторств, медалей, грамот и пьедесталов. А пусковым событием стал рак.

В ноябре 2019 года после недели тошноты, рвоты и слабости на обследовании врачи увидели подозрительный полип в кишечнике, а через пару дней результат биопсии выдал: аденокарцинома умеренного типа, рак кишечника. На повторном УЗИ органов тот же врач «вдруг» заметил метастазы в печени, которые пропустил позавчера, а я впервые увидела сожалеющие глаза медработников, которые откомментировали: «Такая молодая… А сколько у тебя детей? Ну, хоть большие уже…» И уже вечером в палате Google сообщит мне, что метастазы – это вторичный рак, а значит, четвёртая стадия.

На руках у нас были деньги от проданной квартиры, которую когда-то брали детям, и помощь родственников и друзей. Мне было жаль их тратить на себя, но муж не спрашивал – слишком много рака мы видели в своих семьях.

По совету друзей мы связались с медконсультантом из Кореи, выслали ей анализы и получили ответ, что нас готовы принять несколько клиник. Нам предложили выбрать сначала профессора, а вслед за ним и клинику, где он работает. Я всегда была фанатом знаний, поэтому выбрала профессора, который занимается наукой и публикуется. Так мы выбрали Korea University Anam Hospital. А уже наутро после выбора клиники я подумала, что сделала правильный выбор: у клиники говорящее название Anam – ведь мама обязательно спасёт.

Через два дня я села в самолёт Нур-Султан – Сеул, но другая часть меня села в параллельный поезд. Мозг приказал: «Там в самолёте – не ты. Ты едешь здоровая тут!» И это лучшее, что я могла для себя сделать – отщепить моё больное «я» от здорового.

Первая встреча с профессором была такой сухой и короткой, что подруга Айгуль, прилетевшая меня поддержать из Дубая, сказала: «Боже, вы с врачом стоите друг друга: ты не кричишь от боли, а он молча, кивком головы, констатирует рак. Зачем вы такие спокойные? Тут катастрофа, а вы молчите…»

Я знаю, что такое рак. От такого же рака семь лет назад умер мой любимый папа, и я видела, как он уходил. Нам с трудом получалось выписывать ему обезболивающее: нужно было стоять в очереди к участковому терапевту, чтобы получить заветный листок назначения, потом бежать искать его в спецаптеке, не забыв сдать пустую ампулу в обмен на новую. А если это суббота и не рассчитали потребность, то я готова была растерзать себя за боль отца. Я помню, как с вызовом очередной скорой садилась сразу медитировать, мысленно расчищая дорогу «своей» скорой, чтоб быстрее «довезти» её до дома. И я знаю, каково это, придя за помощью к врачу, услышать: «Вашему отцу осталось три месяца, дайте ему умереть спокойно». Интернет кишил плохими прогнозами так, что заставлял из километров текста жадно искать успешные случаи, чтобы оптимистично сообщить отцу, что шанс всё же есть. Но он ушёл. Ушёл в отмеренный врачами срок.

Корея стала моим вторым домом, куда я приезжала каждые три месяца, а 2020 год – сплошным забегом на длинную дистанцию под названием «жить». Я бежала не одна, со мной бежала вся семья. Я прошла 12 химий, две операции по удалению опухоли в кишечнике и метастаз в печени, меня украшает огромный шрам снаружи и множество металлических скобок внутри.

Химии изнуряли, пища приобретала странный вкус, а запахи молниеносно доносились с усилением, от холодной воды немели пальцы, а ногти покрывались коричневой каёмкой. Гормоны играли, и настроение менялось слишком быстро – бывало, на половине разговора вдруг случался водопад плача, после которого я извинялась и продолжала разговор. Это пугало моих детей, но я не могла это контролировать. Моя густая и жёсткая копна волос, с которой раньше боролся каждый парикмахер, конечно, поредела, но выстояла!

И ещё я до последней химии работала, благо был карантин и удалёнка. Работала потому, что выбор жить приняла как правило: работаешь – значит живешь. Я создавала мозгу картинку: всё, как раньше, видишь, я работаю – значит живу.

Я не питаю иллюзий насчёт наших врачей, и меня уже не ставит в ступор вопрос моего онколога, к которому я прихожу каждые три месяца на очередной обход: «Не келдiн?» Просто есть такие вот люди, просто прими их. Зато я видела другого онколога, которая провела отличный приём, уделяя внимание каждой детали, и которая не копипастит мой диагноз, а пишет его от начала и до конца сама, при этом очень внимательна по-человечески. Но да, она работает и в онкодиспансере, и ведёт приём в частной клинике. И как же это круто – иметь иногда альтернативу ходить в частные клиники. Это даёт возможность чувствовать себя так же, как все, а не сильно ущербной, как после визитов в столичный онкодиспансер, где тебя встречает гардероб с картиной болячек и объяснением рака кожи, низкие потолки, кабинеты времён 90-х и толпы пожилых людей.

Этот вопрос вряд ли приведёт вас к хорошему, ведь, покопавшись в себе, точно можно найти кучу ответов, за что это прилетело. А это путь в никуда. Лучше задать вопрос «Для чего мне это? Чтобы что я изменила?» – это уже про действие.

Я не боюсь слова «рак» и не заменяю его на «жаман ауру». И да, я понимаю, что рак не излечивается, а лишь уходит в ремиссию. Моя задача теперь достаточно проста – любить и выбирать себя, а значит, бдить и слышать свой организм. Так что рак – не всегда про конец, часто он про начало новой жизни, когда тихо радуешься каждому дню.

Фотографии предоставлены героиней материала