ЖИЗНЬ

Спикерка Go Viral – 2021 Салтанат Шошанова – о «гейропе», «настоящих казахах» и квир-искусстве

С 11 по 20 июня пройдет Go Viral – 2021 – ежегодный региональный фестиваль инновационных идей, где любой желающий может послушать лекции о медиа, бизнесе, культуре и технологиях, посмотреть концертную программу, кино и пройти городские квесты и воркшопы с экспертами из США, Европы и Центральной Азии. Всё это бесплатно и в гибридном формате – режимах онлайн и офлайн в Алматы (Hide Park), Ташкенте, Душанбе и Бишкеке. Одной из спикерок Go Viral в секции Culture в этом году станет искусствоведка и независимая исследовательница Салтанат Шошанова, которая расскажет участникам фестиваля  о квир-идентичности в современном искусстве Казахстана. О том, что это такое и почему это важно, мы решили поговорить с самой Салтанат.
Наталья Зайнулина

11 июня 2021

Салтанат, что такое «нетрадиционная идентичность»?

Мне кажется, важнее задаться обратным вопросом: что же такое «традиционная идентичность»? Кто определяет, что есть традиция? Почему какие-то идентичности исключают из так называемой традиции, тем самым маркируя их как ненормальные?


Именно поэтому такие словосочетания, как, например, «нетрадиционная сексуальная ориентация», являются дискриминационными. Потому как предполагают собой «неестественность» и «неправильность» определённых сексуальных практик. Тогда как разнообразие сексуальных практик и гендерных идентичностей существовало всегда во всех обществах. А отношение к этому разнообразию варьировалось в зависимости от политических, экономических и социальных условий в определённой культуре.


В современном Казахстане обществу транслируется мнение о том, что если ты причисляешь себя к ЛГБТИК+ (лесбиянки, геи, бисексуалы, трансгендерные, интерсекс, квир-персоны и другие) – это автоматически означает, что ты не можешь причислять себя к казахской/казахстанской идентичности.

Якобы это всё проделки и влияние загнивающего Запада, и «настоящие казахи» такими никогда не были, что, конечно, неправда

При этом на условном Западе также продвигается идея о всеобщей толерантности, а «европейскость» подаётся как символ современности и универсальных ценностей. Всё это навязывается «варварским» отсталым культурам, что на самом деле является продолжением колониальной политики. При этом дискриминация по отношению к ЛГБТИК+, происходящая в самих же европейских странах на системном уровне, нивелируется и замалчивается.

Как проявляется идентичность в искусстве?

Недавно я опубликовала научную статью под названием «Квиридентичность в современном искусстве Казахстана». Мне, как искусствоведке, было интересно понять, как в данном политическом климате современные художницы и художники Казахстана обращаются к теме квирности. Я тут обращаюсь к термину «квир». Он, с одной стороны, работает как зонтичный термин и включает в себя всевозможные негетеронормативные идентичности (то есть все, за исключением гетеросексуальности). C другой стороны, «квир» часто используется в очень широком и обтекаемом смысле, как такая постоянно меняющаяся (анти)идентичность, в которую можно вложить всё что угодно. Это позволило мне включить более широкий спектр работ в мой анализ.

Конечно же, я включила туда всем известный плакат с целующимися Пушкиным и Курмангазы и, может быть, менее известный широкой публике оммаж на этот плакат, созданный Сауле Дюсенбиной. В статье рассказывается про радужного батыра Куаныша Базаргалиева и видеоработу начала 2000-х в стиле MTV-заставок от Натальи Дю под названием «Я люблю Наоми, Наоми любит фрукты», а также про полные фантасмагории и шутовства перформансы Креольского Центра.


Я исследую подходы всех художниц и делаю вывод, что объединяющей стратегией, которой они пользуются, является юмор.

Почти в каждой из работ происходит противопоставление «традиционно-национального» квирному

Это вызывает у зрителя разрыв шаблона и, соответственно, смех. Я надеюсь, что в итоге этот смех и приведёт к стремлению задуматься над абсурдностью подобного противопоставления в целом.

Какое значение «нетрадиционная идентичность» имеет для общества?

Опять-таки, я бы перевернула вопрос и спросила: какое значение «традиционная идентичность» имеет для общества? Если мы предположим, что «традиционная идентичность» включена в понятие «национальной идентичности», то, конечно, после развала Советского Союза встала необходимость так называемого национального строительства и создания казахстанской идентичности. В подобных процессах нет ничего удивительного, и они были важны для многих государств.


Другой вопрос, вокруг чего же строится эта идентичность, какие маркеры выбираются для того, чтобы оградить «своих» от «чужих».

Грубо говоря, почему же «настоящий казах» не может быть геем?

В нашем глобальном мире всё сложнее становится разделять людей по национальному признаку. Люди видят, что мы все мало чем друг от друга отличаемся, мобильность повышается, границы стираются. В таких условиях удержать людей, например, от массовой миграции из бедных стран в более благополучные можно, помимо прочих способов, через чёткое разделение на «своих» от «чужих». «Свои» защищают «традиционные ценности» от «чужих», которые якобы растлевают детей и разводят Содом и Гоморру.


В таком дискурсе квирные люди внутри этих стран, в нашем случае в Казахстане, становятся «национальными предателями». Государство в показательном для остальных режиме наказывает этих «предателей», как это было с создателями плаката Пушкина-Курмангазы – со скандалом и судебными разбирательствами.

Такие «предатели» становятся козлами отпущения и способом сместить фокус с более важных проблем в стране

Расскажите, как и когда вы заинтересовались этой темой? Почему решили раскрыть именно её на Go Viral?

Когда я училась в Вене, в город приехала известная казахстанская блогерка, и меня попросили прогуляться с ней по городу, помочь ей со съёмками. В какой-то момент она повернулась ко мне и сказала: «Надо же! Европа такая чинная и благородная, никакого разврата, ни одного гея не видела на улице!» Примерно в то же время одна из моих подруг, которая сама когда-то училась в Европе, выслала мне русскоязычную статью о якобы закреплении прав педофилов на законодательном уровне в некоторых странах Европы. Выслала с вопросом: правда ли это? (Спойлер: конечно неправда.)


Меня эти две истории ввели в ступор и заставили задуматься. На тот момент я уже несколько лет жила в Вене, и новый консервативный поворот, случившийся на постсоветском пространстве, напрямую связанный с принятием закона о гей-пропаганде в России, прошёл мимо меня. Поэтому мне сложно было себе представить, что люди моего возраста, владеющие английским, с западным образованием могли всерьёз верить в байки про «гейропу». Особенно, когда я видела, насколько консервативная католическая Австрия была далека от рая для квир-людей. Например, на тот момент однополые браки были там запрещены. Меня это крайне заинтересовало, мне хотелось понять, кто придумал «гейропу», для чего и почему она поселилась в головах у молодой интеллектуальной прослойки казахстанского общества, которая, по идее, должна быть более критически настроена. И я надеюсь, что на Go Viral у меня получится выйти с результатами моих размышлений на более широкую аудиторию.

У вас степень магистра по истории искусств в Берлинском свободном университете. Почему выбрали именно это направление? Когда вообще у вас появился интерес к искусству?

Моя мама с детства всячески вовлекала меня в мир искусства. Я буквально выросла в музее Кастеева. Ходила туда в кружок по рисованию, в котором были и уроки по истории искусства. В школе я очень любила предмет МХК (мировая художественная культура), и когда встал вопрос о том, куда пойти учиться после окончания школы, то мой выбор пал на историю искусств.


Меня всегда завораживала способность человека созидать и создавать что-то про наше прошлое, настоящее и при этом иногда предугадывать будущее. История искусства – это молодая наука, которая до сих пор развивается и пересекается с историей, философией, политической и гендерной теорией. Поэтому изучать её крайне интересно.


У меня есть магнит на холодильнике, на котором написана цитата Энди Уорхола: Art is what you can get away with, то есть «Искусство – это то, что может сойти у тебя с рук». В том смысле, что в искусстве многое дозволено. Мне очень нравится эта мысль.

Искусство – как место для размышлений и экспериментов, в котором можно переходить границы

Часто, когда я открываю холодильник, я думаю про это и, конечно, про то, кому дозволено эти границы переходить и на каких условиях.

Как вам помогает ваше образование в жизни?

Я только окончила магистратуру и пока позиционирую себя как независимую исследовательницу. Это значит, что я не отношусь ни к одному университету или исследовательскому центру. Сейчас я веду семинар совместно с моей коллегой Викторией Кравцовой в Гумбольдском Университете на тему постсоветской деколонизации в искусстве и активизме. Планирую опубликовать свою магистерскую работу, темой которой был Ашаршылык 30-х годов в современном искусстве Казахстана.


Моя деятельность помогает мне упорядочить знания о мире вокруг и анализировать процессы, которые происходят на постсоветском пространстве. Эти знания позволяют мне понять себя, толкают меня на то, чтобы задавать важные личные и политические вопросы и иногда находить на них ответы.

Как вы пришли к феминизму? Как оцениваете уровень феминизма в Казахстане?

Ещё в школе меня интересовало положение женщин в казахстанском обществе. Я даже написала школьную научную работу на эту тему, с которой меня отправили на городской конкурс. Позже, когда я уже жила в Вене и мне было немного за двадцать, я отошла от этой темы и, несмотря на то, что тогда я позиционировала себя как бисексуалку, мне было неловко называть себя феминисткой.

Мне казалось, что если я не борюсь активно за права женщин и не хожу на марши, то и феминисткой я себя назвать не могу

В какой-то момент я попала на лекции венских русскоязычных квир-феминисток, и это стало для меня поворотным моментом. Во-первых, я поняла, что любой человек, который считает, что женщины и мужчины достойны одинаковых прав, по определению является феминистом или феминисткой независимо от того, ходит ли он или она на марши или нет. И, во-вторых, мне стало так интересно и важно быть частью движения, что я влилась и стала активисткой (даже на марши иногда хожу) и включила этот фокус в свою академическую деятельность.


В итоге я стала позиционировать себя как интерсекциональную квир-феминистку. Это значит, что я квир, то есть отрицаю бинарность пола и, соответственно, строю отношения с людьми разных идентичностей. Также для меня быть квир – это ещё и политический термин, это значит занять антикапиталистическую позицию.


Интерсекциональный феминизм предполагает взгляд на проблемы в их пересечении. То есть нельзя говорить о правах женщин, но при этом не говорить о правах ЛГБТИК+, о притеснении мигрантов, о дискриминации по классовому признаку, по признаку здоровья и внешности. Все формы дискриминации пересекаются, и корень их возникновения один – капиталистическая патриархальная гетеронормативная система.

Пока не свободны все – никто не свободен. Поэтому феминизм без интерсекциональности для меня – не феминизм

Я слежу и радуюсь тому, как развивается феминистское движение в Казахстане. Мне нравится, что в стране есть несколько движущих сил в феминистском сообществе. И, несмотря на разные представления о феминизме, сообщество в целом со стороны видится мне сплочённым. Когда в этом году, наконец-то, прошёл санкционированный марш 8-го марта в Алматы и на улицу вышло большое количество человек, мне очень хотелось переместиться в мой родной город в этот момент. Тот факт, что марш наконец-то удалось официально провести, – это результат огромного многолетнего труда различных феминистских низовых инициатив, которые годами на голом энтузиазме делают важное дело. И недавняя дикая история с избиением Жанар Секербаевой и Гульзады Сержан в Шымкенте только подтверждает, насколько равноправие нужно казахстанскому сообществу.

Я восхищаюсь и преклоняюсь перед теми, кто борется за свои права и продвигает (квир) феминизм в Казахстане

С какой героиней вы себя ассоциируете и почему?

Этот вопрос оказался самым сложным из всех для меня! Мне кажется, что у меня нет прямой ассоциации себя с какой-то определённой героиней. Во мне есть Гермиона и Луна, Элис и Бэт (из «Л-Ворда»), Маленький Принц и Винни-Пух – можно перечислять бесконечно.


Недавно я прочитала научную статью Жанар Секербаевой про персонажек в казахских народных сказках, которых можно рассмотреть как квирных. Например, была героиня по имени Дудар (сказка называется «Дудар кыз»), которая переодевалась в мужскую одежду и выдавала себя за парня. Она там, по сюжету, даже получила дочь хана в жёны. Ей удавалось скрывать свою женскую идентичность очень нетривиальным способом. Также Жанар пишет про Жалмауыз Кемпир и Жезтырнак, про их демоническую природу, переходящую гендерные и человеческие границы. Во мне точно есть отголоски этих древних казахских квирных женщин. 

Фото: Michelle Gutiérrez (@caribe_lunar)
M

Читать также: