ЖИЗНЬ
Подкаст Manshuq: зачем нам этот секспросвет?
Это текстовая версия первого выпуска подкаста «Manshuq о сексе», которую мы подготовили специально для тех, кто читать любит больше, чем слушать. А аудиоверсии всех выпусков можно найти здесь.
Manshuq
15 февраля 2022
Майя:
Мне кажется, мы будем рассматривать в этой серии секс не только как предмет для просвещения, предмет образовательный, но и общий эротизм жизни. Потому что мы существа сексуальные – люди. Секс является важнейшей частью нашей жизни, и странно его замалчивать, странно не говорить о слоне, который находится в комнате.
Гульмира:
Делать вид, что секса нет.
Мади:
Я не делаю вид – его нет, но мне нравится это направление мысли.
Майя:
Вообще, что я подразумеваю под словом «эротизм»? Я услышала это определение в подкастах Эстер Перель. Это психолог, которая и сексологическими вопросами занимается в своей практике. И она говорила о том, что эротизм это необязательно что-то, связанное непосредственно с половым актом. Это, в принципе, некое моджо, некая радость от жизни, импульс, который пронизывает нас и заставляет двигаться, влюбляться, быть счастливыми, испытывать наслаждение и удовольствие. Мне кажется, это такое большое всеобъемлющее понятие, но не будем забегать вперёд. Мне кажется, мы можем начать с писем наших читателей. К нам приходит довольно много писем, которые касаются вопросов секусальных.
Мади:
Я думаю, что мы сегодня не будем пытаться ответить подробно на какой-то из этих вопросов, потому что в следующих выпусках мы обязательно будем к нашему трио присоединять ещё кого-то, кто будет нам помогать с ответами.
Майя:
Да, это будут профессиональные психологи, сексологи, возможно, юристы, если речь пойдёт, например, о принципе согласия, да? Тема очень интересная и популярная. Почему бы и нам не ответить на некоторые вопросы. Мы, в конце концов, люди, которые тоже люди. Ничто человеческое нам не чуждо. В конце концов, мы берём на себя смелость рассуждать здесь и о профессиях, и о личной жизни, и об отношениях с родителями. И вот это вот «ну, оставим секс специалистам» – это опять же, мне кажется, некий намёк на тот вакуум, который окружает вопросы секса в нашем обществе. Они во многом табуированы.
«Мы, в принципе, такое стыдливое общество, которое стесняется обсуждать такие темы, и у многих людей сексуальность сразу же ассоциируется с чем-то опасным. И это один из аргументов, который приводят противники, например, секспросвета среди подростков в школах: мол, дети, понаслушавшись, сразу же побегут заниматься ранним сексом. Что, кстати, неправда! Это подтверждается кучей исследований, что грамотное и бережное сексуальное просвещение, согласно возрасту ребёнка, – оно, наоборот, имеет такую способность обезопасить человека от каких-то необдуманных поступков, от старта половой жизни слишком рано и, разумеется, от неприятных побочек вроде заболеваний, которые передаются половым путём».
— Майя Акишева
“
«Мы, в принципе, такое стыдливое общество, которое стесняется обсуждать такие темы, и у многих людей сексуальность сразу же ассоциируется с чем-то опасным. И это один из аргументов, который приводят противники, например, секспросвета среди подростков в школах: мол, дети, понаслушавшись, сразу же побегут заниматься ранним сексом. Что, кстати, неправда! Это подтверждается кучей исследований, что грамотное и бережное сексуальное просвещение, согласно возрасту ребёнка, – оно, наоборот, имеет такую способность обезопасить человека от каких-то необдуманных поступков, от старта половой жизни слишком рано и, разумеется, от неприятных побочек вроде заболеваний, которые передаются половым путём».
— Майя Акишева
Гульмира:
А, кстати, у меня сейчас пробежала мысль: а вы не испытываете какого-то всё равно, пусть лёгкого, но стеснения в этой теме?
Мади:
Слушайте, ну мы взрослые люди под сорок.
Гульмира:
И?
Мади:
И, разумеется, мы – продукт своей эпохи, своего общества. Разумеется, у нас существует внутренний блок, который не позволяет нам говорить совершенно без каких-либо ограничений на тему секса. Мы воспитывались в Казахстане, начинали в советское время свой жизненный путь, поэтому очень много установок у нас сидит, и поэтому лёгкая неловкость, безусловно, присутствует. То есть задача – сделать так, чтобы эта тема на самом деле, как Майя сказала, перестала быть табуированной и могла бы обсуждаться так же спокойно, беспристрастно и бесстрастно, как, например, здоровье или политические новости.
Майя:
Да, мне кажется, главное – как-то сдерживать себя от хихиканья, да? От смущения и стыдливости, потому что, транслируя подобное отношение к вопросам ниже пояса, мы программируем и поколения, которые идут после нас. Также делаем их какими-то секретными, тайными и стыдными. Опять же, повторюсь: всё, что секретное, тайное и стыдное – оно ведёт к невежеству и к проблемам.
Гульмира:
В этом, кстати, у меня есть личный интерес. Потому что я вот сразу задумалась: как далеко я могу заходить в обсуждении этой темы, что для меня интимное и что я не готова обсуждать. А о чём могу говорить свободно. Это какой-то такой и мой личный замер. Мне прямо интересна эта тема нашего подкаста.
Мади:
То есть ты прямо сейчас прощупываешь. Прямо при нас ты прощупываешь внутренние границы, да?
Гульмира:
Пальпирую.
Майя:
Как далеко ты можешь зайти.
Майя:
Нам надо просто определиться, какой будет эта серия. Если мы предполагаем, что её могут слушать подростки, то есть это одна тема, да? Если мы предполагаем, что мы можем тут исследовать свой какой-то опыт – это уже немножко другое, что должно маркироваться восемнадцать плюс.
Гульмира:
Я, скорее, про то, что мне интересна эта тема, потому что как-то так случается, что в повседневности не очень много приходится исследовать секс.
Майя:
Это правда, ведь мы мало говорим о сексе даже с партнёрами, по сути. Я, опять же, вернусь к читательским письмам. Люди стесняются даже самых близких в этой теме.
Мади:
Итак, письма!
Майя:
Итак, письмо:
«Я бы хотела узнать вашу точку зрения на одну ситуацию: количество моих половых партнёров не было большим (трое), однако это не помешало мне оставить на память от них отнюдь не «заводы-пароходы», но также три половые инфекции, которые я сейчас впервые в жизни счастливо пролечиваю. А лечение это долгое, дорогое и физически неприятное. Второй раз я такое переживать не хочу.
Теперь вопрос: когда-нибудь я снова влюблюсь и захочу переспать с мужчиной. Нормально ли заранее просить справку? Я как представлю, что вот хожу на свидания, поцеловались, а потом начну жалобно блеять историю (блеять – не потому что овца, а потому что как-то стрёмно) о том, как «подружка рассказала, как плохо болеть, а покажи-ка ты, дружочек, документ о чистоплотности», – и мне становится уже смешно и грустно. Признаваться в том, что болела, тоже не хочу: боюсь неправильного восприятия. А спать наудачу и потом после первой ночи каждый раз сдавать анализы – нервов не хватит. В общем, под каким соусом вы бы просили справку?»
Майя:
Вот крутой вопрос, который иллюстрирует очень хорошо то, о чём мы говорили чуть раньше.
Гульмира:
Да, и это как раз тоже такой момент, над которым, я думаю, современные люди очень много задумываются: как себя обезопасить? Ну вот, действительно, о том, как найти форму для того, чтобы сказать о своей потребности, о том, что я вообще хочу узнать уровень твоей чистоплотности. В какой форме, действительно, это сказать? Мало ведь кто задумывается. Хотя, я считаю, самая лучшая форма – это простая, прямая. Сказать как есть.
Майя:
Да, словами через рот. Просто сказать: «Чувак, у меня такие правила. В общем-то, это универсальные правила. Они у всех такими должны быть. Давай обменяемся справками и будем счастливо ever after заниматься сексом».
Мади:
Ну, вообще, мне кажется, в наши дни там логика была простая: либо ты занимаешься сексом, пардон, в кондоме, да, в презервативе, либо если ты хочешь сделать это без, например, девушка принимает противозачаточные таблетки, то есть вопрос нежелательной беременности не стоит. Если ты хочешь заниматься незащищённым сексом – тогда уж изволь предоставить справку.
“
«Да, но туда ещё входит справка не только на предмет самых распространённых ИППП, но и, например, ВИЧ, о которой немногие задумываются. Я помню, как после передачи Дудя об эпидемии ВИЧ в России, у меня куча знакомых впервые просто озаботились тем, что надо бы сдать анализы. Просто их трясло от страха и ужаса. Это опять же индикатор того, что у нас общество неподготовленное. Мы очень мало знаем о собственном теле и о том, что касается его интимных каких-то функций. И из-за этого страха мы себя подвергаем огромному риску. По сути, если мы достигнем какой-то договорённости общей, в том числе и обсуждая это, как делаем мы сейчас, что обмениваться справками, например, это вариант нормы – не будет неловкости, будет не страшно сказать просто как есть, потому что это будет делать каждый».
— Майя Акишева
«Да, но туда ещё входит справка не только на предмет самых распространённых ИППП, но и, например, ВИЧ, о которой немногие задумываются. Я помню, как после передачи Дудя об эпидемии ВИЧ в России, у меня куча знакомых впервые просто озаботились тем, что надо бы сдать анализы. Просто их трясло от страха и ужаса. Это опять же индикатор того, что у нас общество неподготовленное. Мы очень мало знаем о собственном теле и о том, что касается его интимных каких-то функций. И из-за этого страха мы себя подвергаем огромному риску. По сути, если мы достигнем какой-то договорённости общей, в том числе и обсуждая это, как делаем мы сейчас, что обмениваться справками, например, это вариант нормы – не будет неловкости, будет не страшно сказать просто как есть, потому что это будет делать каждый».
— Майя Акишева
Мади:
В этом смысле, мне кажется, очень сильно облегчила бы жизнь история, которая ещё два года назад казалась бы совершенно неприемлемой. А сейчас думаешь об этом: «А чё? Нормчик». Это когда, например, вот вы там свайпнули правильные стороны в тиндере, встретились, и каждый друг другу показал телефон, а там зелёненький такой статус у тебя. Дескать, недавно сдавал.
Майя:
Ашык.
Мади:
Ашык, да. Всё нормально. Ни сифилиса, ни гонореи, ни трихомониаза, или как это называется. И такие типа «Okay we`re good to go». То есть, опять же, если мы сейчас при помощи этого волшебного «ашыка» заходим в магазин, торговые центры или там, не знаю, проходим в кинотеатры, то почему бы вообще не ввести эту историю и относительно статуса своего сексуального здоровья.
Майя:
Слушай, тут люди в России целые протесты устраивают из-за цифрового концлагеря касательно QR-кодов и их аналога «ашыка». Представляешь, если ввести такой закон, согласно которому все должны делать прозрачным свой статус ИППП. Было бы круто, конечно.
Мади:
Да, тут логика другая-то есть. Тут типа люди ещё могут что-то там брыкаться по поводу всяких этих QR-кодов, «ашыков» и других приложений, когда их не пускают, я не знаю, в кинотеатр или на базар, но когда…
Майя:
А когда тебя не пускают в постель – это уже другое дело.
Мади:
Когда вот в койку тебя перестанут пускать, тогда все, мне кажется, побегут быстренько обзаводиться такими приложениями и прочим.
Гульмира:
Вот! Понимаете, тут такая тонкая грань по поводу того, что приложение – это что-то такое, ну, практически общедоступное, да? А секс – это нечто интимное. И поэтому какая-то очень тонкая грань между вашим предложением, которое очень рациональное, и сексом, который вообще зачастую нерационален.
Майя:
Нет, вообще, мы, конечно, это в порядке бреда просто выдаём. Это шутка. Потому что информация о здоровье является личной информацией каждого человека, и она не должна раскрываться. Например, тот же статус ВИЧ – это тайна, и его статус не раскрывают. Даже при трудоустройстве или при обращении к медикам носитель может не раскрывать свой статус. Это оговорено в законе. Вот, но тут другое дело. Мы тут сейчас на пороге каких-то новых законопроектов стоим.
Мади:
Нас же распнут, если не дай бог…
Майя:
Я не знаю, какого возраста читательница, которая прислала это письмо, но, мне кажется, что у более молодых людей с этим должно быть проще, потому что они получают больше информации из всех источников о том, как это важно, о том, что к чему вообще, какие бывают заболевания, как они передаются. Кстати, Мадик сказал: либо кондом, либо таблетки. На самом деле, смотрите, есть такая штука. Например, вы выбираете презерватив, но, если во время полового акта есть оральный какой-то контакт, то могут передаваться заболевания и таким путём тоже.
Мади:
Нет, по-хорошему, конечно, герпесом можно заразиться и просто при поцелуе, и после ужина, да? То есть без всякого постельного времяпрепровождения. Поэтому понятно, что презерватив защищает только от какой-то части спектра потенциальных проблем.
Майя:
Да, там как бы никогда не страшно перебдеть. Поэтому, я считаю, что справка – это действительно такой максимально простой, эффективный и удобный способ снизить тревожность у обоих партнёров. Ну, кстати, почему только женщина должна испытывать тревожность? Мужчины точно так же подвержены всем этим ЗППП. Вопрос в том, что у мужчин зачастую они проходят бессимптомно. Очень многие инфекции проходят у мужчин бессимптомно и не доставляют столько дискомфорта и неудобств, как женщинам. И мужчины в этой схеме часто являются переносчиками. Такими бессимптомными переносчиками, что, конечно, нарушает баланс. Женщины в более уязвимом положении в этой ситуации находятся.
Мади:
Так всегда при патриархате!
Майя:
Как всегда, да. Даже здесь патриархат проник! Я даже читала такой факт интересный. Вообще не спрашивайте, как я его нашла, я просто подозревала у себя. Я не подозревала, я реально думала пять дней, что я болею ВИЧ. Сейчас я попозже расскажу эту историю. Я её очень часто вспоминаю в своих аккаунтах обычно к первому декабря. Я прочитала, что у мужчин риск заразиться ВИЧ при контакте с ВИЧ-позитивной партнёршей или партнёром ниже, чем у женщины. Просто в силу строения половых органов. Вот такая вот ещё патриархальная штучка.
Мади:
Безобразие!
Майя:
Это не значит, что мужчины имеют какой-то иммунитет, но там на сколько-то процентов ниже.
Мади:
Ну, с другой стороны, опять же, при незащищённом половом акте и беременность, собственно говоря, грозит только женщине со всеми вытекающими последствиями: все девять месяцев вынашивания, гормональные сбои.
Гульмира:
Да, вообще самая большая патриархальная несправедливость.
Майя:
Несправедливость. Это точно.
Мади:
Мы знаем теорию Гульмиры: часто она с нами делится, что если бы после каждого полового акта было fifty-fifty…
Гульмира:
Не fifty-fifty, даже просто сюрприз…
Мади:
...либо он забеременеет, либо она забеременеет – тогда все бы и справочками обзавелись, и презервативами, и таблеточками нужными, и всем чем угодно. Правда. Но, как в Америке говорят всякие юмористы: «Если бы мужчины могли забеременеть, тогда бы противозачаточные и вот эти таблетки типа Plan B, которые прерывают беременность после полового акта, продавались бы вообще в любом магазине просто так же легко, как TicTac».
Майя:
Да, и не были бы такими вредными.
Мади:
Не были бы такими вредными, да. То есть не требовалось бы никакого разрешения ни родителей, ни врачей, ни кого угодно. Ну, ладно, мы сейчас в клеймение патриархата тоже можем уйти.
Майя:
Вам не интересно, как я болела ВИЧ пять дней?
Мади:
Ну, эту твою историю про ВИЧ, я её, во-первых, уже слышал; во-вторых, я её читал в телеграме у тебя. Поэтому, может, прибережём её для каких-то последующих выпусков?
Гульмира:
А я с удовольствием послушаю. Думаю, со мной согласятся и слушатели подкаста Manshuq.
«В общем, как-то раз, когда я была в браке первом, я пошла к врачу, не связанному с ВИЧ, которая просто в разговоре обронила: «Ну, наверное, у вас иммунодефицит». И я, как человек мнительный, просто зацепилась за эту фразу и начала переживать. Потом я пошла в центр СПИД, который находится в Алматы, сдала анализы, и это выпало как раз на новогодние праздники. На вот эти вот длинные каникулы, когда ничего не работает.
Пять дней я ждала результаты, и за эти пять дней я просто перечитала все форумы. Я уже, в общем-то, проиграла все сценарии, как я буду действовать вообще, что да как. И, зная мой характер, я пережила семь кругов ада. Когда я про это думала, муж сначала смеялся надо мной, потом уже сам проникся, видя, как я страдаю. Мы с ним потом пошли получать результаты, и, кстати, сдавала только я. Он сказал: «Мне не надо, я не болею ничем». Вот оно – мужское отношение.
Я захожу, и медсестра тут же говорит: «Акишева!» Я думаю: «Ну всё!» У меня сердце падает куда-то в пол. Я думаю, что если она, человек, который видит сотни людей в день, меня узнала и знает мою фамилию, наверное, там что-то не то. И она протягивает мне бумажку, а я казахский плохо знаю. И там написано на казахском, и я сразу не могу сориентироваться что и как, и потом я уже выхожу из этого СПИД-центра с бумажкой, читаю, понимаю, и у меня начинают катиться слёзы от облегчения. На что мой муж говорит: «Не надо, не надо, не плачь. Когда плачут рядом со СПИД-центром – это прямо тревожный звонок. Ты сейчас распугаешь всех прохожих».
Майя:
Я, конечно, понимаю, что это вообще-то забавная история, но такие моменты не забавны для людей, которые получают положительный результат. Но что я вынесла из этого пятидневного погружения в тему? Вопрос. Я перечитала реально кучу форумов, потому что одно дело – читать статьи, а другое дело – читать о том, как люди с этим живут и их какие-то инсайты. Во-первых, с этим можно жить. Жить долго и достаточно качественно. Единственное, что там требуется ежедневная терапия. Ну об этом, наверное, уже все знают, но проблема в том, что у нас люди не ходят сдавать этот анализ. Очень редко сдают этот анализ. Как правило, его сдают женщины во время беременности, при каких-то переездах за рубеж требуется он. На этом, в общем-то, и всё.
Мади:
Ну да, в этом смысле, конечно, без такого безмятежного и небрежного отношения к проблеме, наверное, у нас не было бы в постсоветском пространстве такого разгула ВИЧ-инфекции среди населения.
Майя:
Ну да, и на самом деле по Казахстану таких прямо огромных цифр нет, но в России настоящая эпидемия, которая сравнима с уровнем распространения в африканских государствах. И это во многом связано с невежеством. Это во многом связано с тем, что люди не сдают анализы, не просят справки, возвращаясь к вопросу читательницы, чего-то стесняются. На самом деле нет ничего важнее здоровья, и никакого стеснения быть не должно.
Ваше здоровье в приоритете, и вообще – плевать, кто и что подумает. Нормальный человек воспримет такой запрос адекватно, это ещё и хороший фильтр – фильтр на вшивость
Мади:
Хотите, я расскажу, как я думал, что у меня ВИЧ?
Гульмира:
Валяй.
«Это был 97 год, мне было 15 лет, и мы делали сюжет для нашей телевизионной программы. У нас была программа «Сафари», которую делали подростки для подростков. Интересный был проект на самом деле. И мы делали сюжет, разумеется, из СПИД-центра. То есть ещё в 90-е годы, конечно же, все были заинтересованы в том, чтобы остановить эту колоссальную эпидемию СПИДа. А в то время – 90-е годы – гранж рулил миром, и все считали, что металлисты очень крутые. То есть они все выглядели так: в чёрном, в коже, в джинсе, все увешаны какими-то булавками и прочим. Я, разумеется, будучи человеком по жизни весьма недалёким, увидев на полу СПИД-центра иголку от шприца, не нашёл ничего лучшего, как воткнуть её себе в джинсы.
И через несколько дней у меня по всему телу появилась какая-то неприятная зудящая сыпь. И тут я подумал, учитывая, что в то время у меня уже была какая-то базовая информация об этом заболевании: «Как быстро». Скорее всего, я, значит, поцарапал всё-таки кожу этой иголкой. Я подумал: «Так, у меня ВИЧ быстренько эволюционировал в СПИД, очевидно. Коль скоро я покрылся сыпью». Я подумал: «Как печально», потому что я даже сексом позаниматься не успел, потому что до потери девственности мне оставалось ещё много лет. И я тоже задумался о горькой своей судьбе. О том, что вот в цвете лет, в 15 лет, погибаю. В расцвете своей карьеры и прочее. Пока я не пришёл к врачу, а это была всё ещё (мне 15) детская поликлиника. Когда я появился на пороге кабинета, отсидев очередь, наверное, из трёх или четырёх семейств. Да, я зашёл в кабинет, и врач на меня закричала страшным голосом: «Срочно домой! Смазать всё зелёнкой и сюда вообще не появляться, пока не выздоровеешь в ближайшие две недели». Я в ужасе подумал: «Опаньки, ну всё!»
А это оказалась ветрянка. И врач впала в неистовство, потому что я, конечно же, скорее всего, позаражал там кучу детей этой ветрянкой. Но что было, наверное, им полезнее, потому что в пятнадцать лет переживать ветрянку – очень неприятный экспириенс».
Гульмира:
Я до сих пор, конечно, не понимаю самого начала истории. Зачем втыкать иголку в джинсы?
Мади:
А потому что у меня была в чёрных джинсах прореха, и моя подруга Маринка Богаева, у неё всё было, вот все такие дырки в джинсах были застёгнуты булавками или какими-нибудь цыганскими иглами. И поэтому я подумал, что это придаст мне какой-то крутоты. Потом, когда я представлял себе свои похороны, причём от СПИДа, я подумал, что никакая красота не стоила этих жертв, и с тех пор больше в жизни не возьму никакую иголку и не начну никуда втыкать вообще рядом со своим телом. Ну, дурак, я же говорю.
Майя:
Это вот тоже, да, маленькая иллюстрация того, какими интеллектуальными способностями обладают подростки-мальчики в 15 лет. К вопросу про половую грамотность.
Гульмира:
А моя история, она касается как раз таки темы справок. Единственное – главное действующее лицо в этой истории не я, но у меня есть подруга. У неё…
Мади:
Все такие истории так начинаются: «У меня есть подруга…»
Гульмира:
Не-не. У меня есть подруга, у неё медицинское образование, и поэтому вообще в этом вопросе, который касается того – просить справки или нет, у неё совершенно категоричная позиция: «Конечно просить!» Причём просить всё сразу.
Мади:
Ни шагу в койку без полного чекапа, короче.
Гульмира:
Да-да!
Мади:
Все анализы.
Гульмира:
Ну и вот, помимо вот этой позиции, она говорит, что если бы люди послушали врачей, которые рассказывают о ВИЧ и о том, как легко заразиться, и о том, какие последствия – вообще бы этот вопрос не стоял. Но есть в этой истории смешная часть, когда моя подруга действительно попросила у парня справку, и он принёс её – справку о ВИЧ, где было написано, что всё с ним хорошо. На что она сказала: «А теперь приходи через полгода, потому что…»
Мади:
Там окно есть, да. Мало ли: может ты сдал, а потом… Кстати, это одна из моих фобий. Я такой думаю: «Ну, окей, даже увижу я справку, а может, человек вчера, буквально накануне нашего свидания, хоп, сбегал куда-нибудь. На улицу красных фонарей, и как раз таки там всё подхватил. Давайте мы подытожим работу с этим письмом какими-то краткими резюме и перейдём к следующему письму. Я хочу сказать, что, во-первых, спасибо большое за это письмо. Спасибо, что авторка этого письма задумывается о таких вещах, потому что немногие задумываются. Тут есть несколько аспектов: первое – это, конечно же, надо об этом говорить. Мы видим, что девушка, которая написала это письмо, она даже в этом письме анонимном стесняется немножко на эту тему говорить. А стесняться нечего, эта тема важная. Это демонстрирует ваш интеллект и ваше умение учиться на собственных ошибках, да. Так что на верном пути девушка находится. Второе – это то, что надо спрашивать справку, разумеется, и можно даже смело говорить. Мне кажется, в этом ничего тоже нет зазорного, что был неприятный опыт.
Майя:
Я считаю, что момент с опытом даже можно опускать, потому что это вообще никого не касается. То есть ты просишь справку, и всё: неважно, какие у тебя причины на это.
Гульмира:
Согласна!
Майя:
Давайте я ещё один вопрос про инфекции задам, потому что на самом деле разные вопросы задают разные векторы для беседы, нет?
Мади:
А мне казалось – наоборот. Не хотелось бы первый выпуск делать полностью посвящённым угрозам здоровью, потому что первая задача сексуального просвещения – безусловно, это предотвращение заболеваний, передаваемых половым путём, и нежелательной беременности. Но сексуальное просвещение – это ещё и про удовлетворительную, приятную, а не только безопасную сексуальную жизнь.
“
«Если бы детей в школах учили тому, как устроены их тела, как работает вообще секс и прочее, я думаю, мы бы имели гораздо больше удовлетворённых жизнью людей. Потому что всё-таки существующая система умалчивания в нашем обществе, безусловно патриархальном, подразумевает, что, собственно говоря, получать удовольствие должен только мужчина. То есть он свои фрикции сделал, закончил, отвернулся и храпит. А по опыту общения с моими подругами, знакомыми я знаю, что очень многие женщины в браках, внешне вполне успешных, обходятся годами без оргазма, если они не достигают его при помощи мастурбации. Поэтому это же тоже очень важный аспект этого вопроса. То есть секс – это удовольствие. Это не просто для производства детей или выполнения какого-то мифического супружеского долга. Это удовольствие. Это то, о чём Майя говорила в начале. Да и Гульмира наверняка с ней согласится в том, что это та вещь, которая делает нашу жизнь приятнее. То есть было бы здорово, если бы она реально делала её приятнее не в идее, а на практике».
— Мади Мамбетов
«Если бы детей в школах учили тому, как устроены их тела, как работает вообще секс и прочее, я думаю, мы бы имели гораздо больше удовлетворённых жизнью людей. Потому что всё-таки существующая система умалчивания в нашем обществе, безусловно патриархальном, подразумевает, что, собственно говоря, получать удовольствие должен только мужчина. То есть он свои фрикции сделал, закончил, отвернулся и храпит. А по опыту общения с моими подругами, знакомыми я знаю, что очень многие женщины в браках, внешне вполне успешных, обходятся годами без оргазма, если они не достигают его при помощи мастурбации. Поэтому это же тоже очень важный аспект этого вопроса. То есть секс – это удовольствие. Это не просто для производства детей или выполнения какого-то мифического супружеского долга. Это удовольствие. Это то, о чём Майя говорила в начале. Да и Гульмира наверняка с ней согласится в том, что это та вещь, которая делает нашу жизнь приятнее. То есть было бы здорово, если бы она реально делала её приятнее не в идее, а на практике».
— Мади Мамбетов
Майя:
Вот, смотрите, как раз коротенький вопрос пришёл в нашу рубрику. Он очень короткий.
«Добрый день, подскажите, пожалуйста, как поговорить с 17-18-летними сестрёнками о половом воспитании? Рассказывать самой, на своём опыте либо лучше привлечь специалиста, отправить на лекцию? Как их не поощрять, но при этом проинформировать?»
Майя:
Мадик, ты интересную тему затронул. Мне кажется, мы адресуем её специалисту в одном из последующих выпусков. Дело в том, что существует определённый объём знаний, который молодой человек или ребёнок способен усвоить в силу своего возраста. И вот в том, что касается, например, полового просвещения – там тоже есть такая градация. О сексе говорят по возрасту. То есть для совсем маленьких детей это больше разговор о личных границах, о телесных границах, о правильных названиях частей тела, гениталий. С тем, чтобы ребёнком невозможно было манипулировать, во-первых. То есть это является и своего рода защитой от посягательств на телесную безопасность, и с тем, чтобы у детей было спокойное и здоровое отношение к половым органам и сексуальной сфере человека. О сексуальной сфере как таковой пока речи нет в этом возрасте. Речь идёт о репродукции и о телесных границах.
Просто, чтобы ребёнок понимал, как воспроизводятся люди, что их не аисты приносят
Когда уже мы говорим о подростках, там уже знания становятся немножко глубже, потому что подростки и без полового просвещения занимаются сексом. К сожалению, это часто приводит к каким-нибудь нежелательным последствиям, поэтому там уже информация глубже. Но в случае с 17-18-летними сестрёнками, это взрослые девушки, которые уже наверняка что-то знают, они уже наверняка получили какой-то массив информации на эту тему, возможно, недостоверный. Мне кажется, здесь уже не надо стесняться, здесь уже речь о корректировке информации, которая у них есть. Например, многие девушки толком не знают ничего о строении вагины и вульвы, о менструации. Это тоже часть полового просвещения, потому что это…
Мади:
Ну, это репродуктивный орган…
Майя:
…является репродуктивным органом, да. И я очень часто встречаю рассказы уже взрослых женщин о том, с какими проблемами они столкнулись, когда у них началась менструация, и что они до сих пор много чего не знают и не понимают. Это действительно так, как бы это странно ни звучало. Поэтому имеет смысл, мне кажется, узнать у сестёр, что они знают на данный момент и где у них есть пробелы, где есть дефицит информации, где они хотели бы получить более полные сведения о нежелательной беременности, о месячных, о развитии женского тела во время пубертата, о защите от ИППП. И, например, о принципе согласия.
То есть там огромный спектр тем, и сейчас можно найти множество аккаунтов по секспросвету в тех же соцсетях. Сначала почитать, какие темы наиболее актуальны для молодых людей, и уже потом с ними разговаривать. Мне кажется, необязательно погружаться в личный опыт в том, что касается непосредственно самого секса, потому что это такая штука, которую каждый на своём опыте познаёт и узнаёт. Вот в том, что касается здоровья, по моему, вообще нет никаких табуированных тем, и сестра без помощи специалиста тоже может подсказать.
Мади:
Вообще то, о чём ты говоришь, перекликается с тем, о чём мы ранее говорили – о том, что вообще надо ртом спрашивать потребности адресата, то есть своего респондента. Если сёстрам нужно, чтобы с ними поговорила сестра, опираясь на свой личный опыт или на свои знания, – надо давать им это. Если они хотят, чтобы с ними разговаривал специалист, – тогда надо направлять их, организовывать им встречу. То есть в зависимости от того, чего сами девочки хотят. Конечно, в 17-18 лет разговаривать с молодыми женщинами, которые уже достигли возраста согласия и, возможно, хотя бы в теории могут практиковать секс, уже довольно поздно. Ты права, там уже новый пласт проблем скрывается. Вообще, конечно, это в очередной раз напоминание о том, насколько эта тема табуирована в нашем обществе.
Если родная сестра не может поговорить с младшими сестрёнками, и она подозревает, что этот разговор может каким-то образом разжечь их любопытство и подтолкнуть к каким-то активностям – это очень красноречивый аргумент в пользу сексуального воспитания
Майя:
Кстати говоря, я у блогера секспросвета Юлии Ермоленко встречала такое интересное замечание. Кто-то ей написал: «А вы знаете, я пытаюсь со своим подростком поговорить на эту тему, а он меня не хочет слушать. Он говорит: «Ой, всё, отстань. Не надо. Мне это неинтересно». И она сказала: «А дело в том, что если это дебют ваших разговоров на эту тему, то такая реакция вполне естественна у подростка». А 17-18 лет – это уже подростки, да. Это late teens – поздний подростковый возраст. Потому что уже включается стыдливость, всё вот это наносное, культурное, то, что окружает тему секса. А если вы начинаете в спокойном тоне и согласно возрасту выдавать информацию дозированно с раннего возраста, ту информацию, которая ребёнку нужна на этом этапе, то он более раскрепощённый и свободный в обсуждениях к подростковому возрасту. То есть я понимаю вопрос девушки. Это бывает непросто. Семьи же тоже разные бывают. Есть семьи, где очень строго относятся вообще, так сказать, к моральному облику девушки. В Казахстане таких немало. Девственность до брака и, не дай бог, ты там сцену в фильме посмотришь с открытыми глазами, где целуются.
Мади:
Это ясно. Опять же мы прекрасно осведомлены о том, в каком обществе мы живём. Я говорю о том идеале, к которому следует стремиться. Ну вот, например, мне рассказали, что у меня был вопрос в шестилетнем возрасте «Откуда берутся дети и как это всё работает?» Вернее, даже вопрос был не так сформулирован. Я во дворе услышал грубое матерное слово, не мог понять его и обратился к маме с вопросом: «Что это такое?» Тогда ей пришлось объяснять всё: как устроена репродуктивная система человека, откуда берутся дети. А потом итогом этого разговора было то, что «а вот это вот слово, которое ты услышал, это очень грубое. Очень грубый вариант выражения «заниматься любовью» или «заниматься сексом», что очень многое мне прояснило. На тот момент меня больше интересовало, что я понимаю глоссарий своих сверстников или ребят постарше.
“
«Дети сейчас зреют быстро, то есть реально может так получиться, что даже у вполне современной, раскованной, не связанной какими-то представлениями «уята» молодой женщины может вдруг так получиться, что дочь, например, столкнётся с первой менструацией, не имея представления о том, что это вообще такое. Поэтому я считаю, что с этим вопросом не надо затягивать и надо о каких-то вещах начинать говорить с ребёнком как можно раньше. Но абсолютно правильно сказано, что, разумеется, информацию надо выдавать поэтапно. То есть рассказывать о прелестях множественного оргазма или о каком-нибудь сквирте семилетнему мальчику или девочке, это будет преждевременно».
— Мади Мамбетов
«Дети сейчас зреют быстро, то есть реально может так получиться, что даже у вполне современной, раскованной, не связанной какими-то представлениями «уята» молодой женщины может вдруг так получиться, что дочь, например, столкнётся с первой менструацией, не имея представления о том, что это вообще такое. Поэтому я считаю, что с этим вопросом не надо затягивать и надо о каких-то вещах начинать говорить с ребёнком как можно раньше. Но абсолютно правильно сказано, что, разумеется, информацию надо выдавать поэтапно. То есть рассказывать о прелестях множественного оргазма или о каком-нибудь сквирте семилетнему мальчику или девочке, это будет преждевременно».
— Мади Мамбетов
Майя:
Это то, чего боятся противники сексуального просвещения в школах, например. Они думают, что это какая-то программа Запада спущенная, направленная на растление детей. На самом деле, разумеется, никто о таких деталях с маленькими детьми не говорит, и эта штука – она больше помогает нашим же детям противостоять каким-то нехорошим поползновениям от взрослых.
Гульмира:
При этом же нет ответа. Начинать как можно раньше? А что делать вообще родителям, которые сейчас хотят поговорить с подростками, а до этого разговора не было. Ни блогер, ни ты Мади на это же ответ не даёте. При этом, мне кажется, вот я просто себя вспоминаю подростком: это же такой сложный период. Во-первых, когда ты одинок, во-вторых, когда ты одинок в своём страхе. Очень много всего страшного в этом мире, потому что ты взрослеешь, но при этом ещё ни мозгов не появилось достаточно, ни вообще какого-то опыта. Поэтому я думаю, что с подростками вообще классно и поддержкой будет разговор именно о страхах, потому что я уверена – и девочки 17-18 лет, и мальчики много чего боятся просто потому, что многое им неизвестно.
Майя:
Я с тобой полностью согласна. Конечно, это не означает, что если человек говорит, что всё – мне ничего неинтересно, то надо успокоиться и оставить его as is. Можно брошюру дать, можно, действительно, отправить на лекцию специалиста, на которой он не будет видеть вопрошающих глаз родителей и, может быть, расслабится, послушает и получит ту информацию, которая нужна. Но мы всего этого будем касаться в наших последующих выпусках. Признаться, я очень воодушевлена нашей новой серией подкаста, потому что это суперинтересная тема, и она интересна мне лично как матери двоих детей: подростка и маленькой девочки. Надеюсь, что я и сама что-нибудь для себя интересное узнаю.
Майя:
Дорогие наши слушатели, присылайте нам на hello@manshuq.com свои вопросы, касающиеся секса, интимных отношений, репродуктивных функций, всего, что вам в голову взбредёт, что касается этой вот сферы жизни человека. Мы будем приглашать к нам специалистов, задавать им ваши вопросы и вместе исследовать эту тему.
Гульмира:
А ещё нам будет интересно почитать и обсудить ваши истории, потому что наверняка и вам есть что рассказать. Как сегодня, каждый нашёл историю о том, как он боялся заразиться ВИЧ. Я думаю, что и у вас есть много историй, связанных с сексом, секспросветом и, я не знаю, собственными представлениями о своём теле.
Мади:
В любом случае мы очень благодарны вам за внимание, и я немножко сожалею, что у нас выпуск первый получился какой-то без «клубнички», без огонька, без охов-вздохов, и, может быть, мы когда-нибудь добавим, потому что тоже на серьёзных щах на эту тему невозможно говорить бесконечно. Но в любом случае я тоже воодушевлён, вдохновлён и рад, что мы запускаем эту серию. Делитесь своими историями, задавайте свои вопросы. С вами были Мади Мамбетов, Майя Акишева и Гульмира Кусаинова.
Иллюстрации: Азиза Киреева
M