Личная история: как я узнала, чем газлайтинг отличается от абьюза

Мария Шило

13 апреля 2022

Замуж я вышла рано, в девятнадцать лет. Мы с мамой жили в небольшом селе. Я у неё одна, родилась поздно. Сейчас понимаю, что она просто очень хотела, чтобы в случае чего я не осталась без поддержки и опоры. Поэтому, как только на горизонте появился мой будущий муж, она тут же стала говорить со мной о замужестве. Я же была ослеплена тем, что на меня – девушку, которая особой популярностью у парней не пользовалась, – обратил внимание ОН. Красивый, уверенный в себе, мужественный. Да, старше меня на десять лет, разведённый, выплачивающий алименты пятилетней дочке. Но он рассказывал, какой плохой и жестокой была его супруга, как она его не понимала и причиняла ему боль. Я верила, сочувствовала, сопереживала, думала: «Ну уж я-то никогда бы так не поступила».

Свадьбу сыграли скромную. Мама была счастлива и убеждала меня, что я не должна откладывать надолго рождение ребёнка. Говорила, исходя из своего опыта. У неё с папой я появилась поздно, отец погиб в аварии через пару лет после моего рождения. И мама растила меня одна, да ещё в непростые годы. Поэтому и высшего образования дать мне не могла. Хоть в школе я училась неплохо и колледж окончила с отличием, но идти дальше учиться не было возможности.

Мамы не стало почти через год после свадьбы – инфаркт. И я рада тому, что она ушла, не узнав, в какой ад превратилась моя жизнь. После свадьбы мы с мужем переехали в другое село, где жили его родители. На подаренные деньги купили маленький домик, стали обживаться. И вначале всё было неплохо. Я училась вести хозяйство, он работал. В какой момент всё пошло не так? Не знаю, я не заметила. Может быть, всё началось с того, что он сказал мне «Вот если бы ты не вышла замуж девственницей, переспала до меня с кем-то ещё, тогда с тобой в постели было бы интереснее». Может быть, когда он после моих слов, что я беременна, сказал, что нужно сделать аборт, потому что на одну его зарплату, от которой после алиментов не так много оставалось, ребёнка не поднять. 

Вроде бы говорил правильные вещи. Я понимала это умом: да, наверное, могла бы быть опытнее в сексе и, наверное, мне нужно было предохраняться (но аборт отказалась делать наотрез). Но внутри всё сжималось: как же так, ведь мама всю жизнь говорила, что мужчина обязательно оценит, что именно он стал первым у своей жены? Как же так, неужели только в кино мужчины радостно обнимают жену, когда та сообщает о беременности? Я пыталась несколько раз поговорить о том, что происходит. Пыталась рассказать о своих чувствах, но в ответ получала: «Ты это придумала. Я не мог сказать про аборт/Я не мог сказать, что тебе нужно было переспать с другими». Сначала я думала, что он просто выкручивается, но он говорил, что всё не так, и обнимал, признавался в любви ко мне и ребёнку.

Он не бил меня. Может быть, потому что я сама не давала повода? Не знаю. Муж часто уходил выпить с друзьями по вечерам. Соседки наставляли, говорили, что не нужно устраивать скандал пьяному, лучше поговорить с трезвым. Но в том-то и дело, что в «поговорить» я всегда проигрывала. Разговор обязательно заканчивался тем, что обсуждение неверности его действий перетекало в обсуждение того, что я что-то делаю не так и он несчастлив. И ещё была универсальная ловушка: «У хорошей жены и муж хороший». Как спорить с народной мудростью? Я внутренне соглашалась: да, раз он пьёт и не может найти подработку/починить забор/помочь мне управиться со скотом – значит, я плохая. Плохая жена, плохая хозяйка, плохая, неправильная женщина. Чем больше я чувствовала себя виноватой, тем чаще находились поводы меня обвинить. Сказать при гостях, что у меня отвратительные пирожки, критиковать мои умения в постели при друзьях – вроде бы в шутку, но всё же.

Моя голова опускалась всё ниже. Мне казалось, что я всё делаю не так. Потом была смерть мамы и его слова: «Она так скучала без тебя, тебе надо было чаще к ней приезжать». Я сорвалась в истерику. На тот момент была уже беременной, и моя чувствительность, и без того подвергающаяся критике, усугубилась в разы. Не могла остановить слёзы, чувствовала себя виноватой перед всеми: мамой, мужем, ребёнком, что рос внутри меня. Он успокаивал, обнимал, ласково гладил по голове и недоумённо приговаривал в ответ на мои рыдания: «Что ты, я не мог тебе такое сказать! Ты исказила мои слова, придумала себе то, чего не было». Он был таким искренним. И ещё говорил, что мне нельзя плакать, потому что это навредит ребёнку. Я пряталась и плакала тайком, беззвучно – сжималась от вины перед дочкой, но ничего не могла с собой поделать. Через пару недель меня положили на сохранение. «Вот видишь, я же говорил тебе, что слёзы вредят ребёнку, держи себя в руках там!» – вот его слова перед тем, как меня отвели в палату.

В больнице я выдохнула. Соседки по палате делились своими историями и проблемами, врачи хвалили меня за то, что я мужественно переношу процедуры. Никто не говорил о том, что я делаю что-то не так, пока мне ставят капельницу или делают магнезию. Я расслабилась. Женщины говорили о том, как им хочется поскорее домой. Мне хотелось, чтобы меня никогда не выписывали. А потом случилось чудо. Чудеса являются в разной форме. Моё – в виде женского журнала. Такого, где есть и рецепты, и разговоры о моде, и полезные статьи. Там я прочитала статью про газлайтинг и абьюз. Для меня это были новые понятия – в те времена не то что смартфонов, ещё и компьютеров с интернетом толком не было. Поэтому я впитывала каждое слово, как губка, узнавала, что абьюз – это физическое или психологическое насилие. Прямое и незамысловатое. А газлайтинг – более изощрённое воздействие, которое заставляет человека сомневаться в собственной адекватности, в системе ценностей, которые в него заложены, в восприятии себя и действительности.

…Нам довелось поговорить с уже бывшим мужем об этом. Лет через семь после развода. Мы не общались, просто пересеклись случайно у знакомых, разговорились.

С первой женой не сложилось, она оказалась уверенной в себе, властной и сильной натурой. Он решил, что нужно жениться на молодой скромной девушке и воспитать её «под себя». М-да. На тот момент я уже посмотрела фильм «Газовый свет» 1944 года (именно от его названия на английском Gaslight и образовали термин «газлайтинг»). Там героине пришлось куда хуже. Муж целенаправленно сводил её с ума, чтобы завладеть наследством. Я ещё легко отделалась. Правда, там героиню спас бравый полисмен, меня же… Меня спасла моя дочь. И я сама. Там, на больничной койке, лёжа без сна и глядя в потолок, я поняла, что если я и дальше продолжу убивать себя – я убью своего ребёнка. Свою нерождённую ещё дочурку. Мы договорились с ней перестать плакать (когда знаешь врага в лицо, уже не так страшно) и постараться поскорее сбежать, развестись. Так мы и сделали. Мне потом говорили: «Как ты могла уйти от мужа в никуда, с восьмимесячным ребёнком? Тебе было не страшно?» Я не могла объяснить, что я ушла именно из-за того, что мне было страшно за ребёнка. Конечно, может быть, случилось бы чудо, и этот человек вдруг стал бы чудесным отцом. Но я в такие чудеса уже не верила. А вот в его рыдания во хмелю «За что судьба меня так! Я так хотел сына!» и в слова на трезвую голову на следующий день: «Что ты вечно придумываешь какие-то глупости, я такого не мог сказать! Тебе лишь бы поругаться» – верила.

Да, конечно, мне помогли выжить. Директор школы, в которой я училась, взяла меня на работу, заставила получить высшее образование заочно. Её дети сидели с моей дочкой, когда я вела уроки. Я бесконечно благодарна этим самым лучшим в мире людям. Мы и сейчас дружим. Теперь уже они приезжают ко мне. И да, мы живём в городе, я работаю в школе, дочка учится. А ещё у меня есть муж. Они очень дружны с дочерью, он обожает мои пироги. И у нас потрясающий секс. Но друзьям он об этом не рассказывает. Это только между нами. Первому мужу я благодарна за урок. И за то, что он не рвётся общаться с дочкой и держится от нас подальше.

Фотографии: Pexels