ЖИЗНЬ

«Все мы умираем каждый день»: чем занимаются доулы смерти, как поддержать горюющего и зачем обсуждать окончание жизни за чашкой чая

В новом материале говорим на важную тему с теми, кто помогает проживать горе, находится рядом с тем, кто умирает, и даёт место для сложных эмоций и чувств.

Марина Пай

25 апреля 2025

«Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор» – изрёк однажды французский писатель и философ Франсуа де Ларошфуко. И мы действительно не смотрим на смерть. Мысли об окончании жизни вызывают тревогу: никто не учил нас умирать и никто не знает, как это будет. Единственное, что мы знаем: это точно случится.


Помню, когда мне было шесть, я спросила:


– Мам, а ведь жизнь когда-то закончится?

– Да.

– И что же делать?

– Просто не думай об этом.


В нашем обществе смерть – тема табуированная, о ней говорить не принято. Это страшно и непонятно, но так или иначе все мы сталкиваемся с ней. У нас умирают домашние питомцы, бабушки и дедушки, порой смерть застигает врасплох и забирает наших друзей, а затем приходит и к нашим родителям. За утратой вслед наступает горе, и порой оно заполняет собой всё вокруг. 


Профессии в сфере смерть-просвещения и проживания горевания – новые на территории Казахстана. К ним относятся специалистки по проживанию горя (grief counsellor) и доулы смерти. Пока что людей, работающих по этим специальностям, в нашей стране можно пересчитать по пальцам.


Но они есть. И в этом материале разговариваем с ними о важном.

Юлия Кулюкина,

специалистка по проживанию горя, основательница Death Cafe Astana

Я родилась в Москве, в Астане живу уже три года. Переехала вместе со своей семьёй: мужем, тремя сыновьями и кошкой. Мой средний сын приёмный, и у него было очень травматичное детство до нас. Мы взяли его, когда ему было два года. Ребёнок тяжёлый, у него есть психиатрические диагнозы, и мне, как маме, важно быть в ресурсе. Поэтому я длительное время посещала психолога.


В ходе той терапии мы выяснили, что у меня было непрожитое горе из-за смерти бабушки. Она была для меня очень важной фигурой. Тогда как моя родная семья не являлась оплотом спокойствия и стабильности, бабушка была тем человеком, который всегда меня любил и принимал такой, какая я есть. Она хвалила меня и заботилась обо мне, наполняла мою жизнь всяческим светом, поэтому её потеря далась мне очень тяжело. 


В семье был запрет на горевание, так как бабушка уходила долго и тяжело, у неё было онкологическое заболевание головного мозга. Все говорили: «Юля, перестань, ей же там лучше, ей уже не больно!» Я всё понимала, но что же мне было делать с собой, со своими чувствами? Я пыталась на долгие 15 лет эти чувства спрятать, заморозить в себе и не возвращаться в них. Хотя я скучала по бабушке каждый день и воспоминания о ней даже спустя несколько лет вызывали слёзы. 

И вот мы с психологом это раскопали

Уже тогда я знала о формате Death Cafe из видео на YouTube и стала искать что-то подобное в Астане, а также офлайн-группы поддержки по проживанию горя. Я ничего не нашла и расстроилась. Написала основательнице Death Cafe в России Катерине Печуричко и попросила совета. Она сказала: «Юль, не бойся, я тебе всё расскажу, открывай Death Cafe сама».

Когда я только думала об этом, внутри возникал такой трепет, что не отпускало вообще никак. Но при этом были мысли: «Ну кто я? Я же самозванец, у меня нет психологического образования. Я боюсь людей сломать, сделать хуже». Это было страшно, но решила попробовать – проведу три встречи, а дальше посмотрю, что из этого получится. И получилось!


Death Cafe – это социальная франшиза. В 2011 году британский веб-дизайнер Джон Андервуд наблюдал за работами антрополога Бернарда Креттаза, который беседовал с пожилыми людьми в кафе о традициях и ритуалах, связанных со смертью. Андервуд заметил, с каким увлечением люди реагируют, как им нужно это пространство и как им некому показать и рассказать о том, какие традиции есть.

А им требуется поговорить о смерти

Мама Андервуда – психотерапевт, и она помогла ему создать такое безопасное пространство, где люди могут поговорить о смерти. Андервуд умер, но его мама и сестра продолжают вести встречи. Изначально собрания проходили у них дома с чаепитием. Была неспешная беседа с некоторыми правилами вокруг неё.

Правила Death Cafe очень простые: нельзя перебивать друг друга, люди имеют право высказываться или молчать. Также мы стараемся быть бережны к себе и друг к другу.


Никто из нас никогда не умирал, поэтому никто не знает, как это правильно делать. Беседу никто не пытается привести к логическому выводу, не переубеждает. Нет приглашённых спикеров, нет заявленной темы. Мы люди разных конфессий, вероисповеданий и убеждений, поэтому мы можем иметь разное мнение. Это нормально.

Встречи бесплатные, можно оставить донат. Донаты чаще всего уходят на угощения для последующих групп. Если нет денег, то можно прийти бесплатно.


Поскольку это социальная франшиза, она начала достаточно быстро распространяться по миру. Это колоссальное количество встреч. Когда мы открывались, мы были, кажется, 85-й страной в этом проекте. Я посмотрела видео и инструкции, как открывать Death Cafe, и стала пошагово действовать.


Основная цель Death Cafe – дать место для мыслей, чувств и эмоций, которые связаны с темой смерти. Снять табу с темы смерти, так как у нас её обсуждать не принято. Горюющие люди оказываются в вакууме. Окружающие говорят: «Я боюсь ему что-то сказать, я боюсь его задеть, боюсь триггерную тему поднять». Но чаще всего то, с чем сталкивается горюющий человек, – это абсолютное оглушающее одиночество, потому что от него отворачиваются все. Боясь таким образом его травмировать, они просто бросают его абсолютно одного.

Когда мы это обсуждаем на встречах, мы таким образом бросаем лучи травмо- и горе-информированности в общество. К нам приходят горюющие люди и те, кто хотят поддержать горюющих. Так мы понимаем, что мы можем сделать друг для друга. Самое простое, что мы выявили, это просто спросить: «Чем я могу помочь?» Когда мы откровенно раскрываем свой опыт, наш собеседник понимает, что мы тоже волнуемся. Ты – человек, я – человек, мы всегда договоримся.

Для чего говорить о смерти за чашкой чая?

Еда – очень важный момент, потому что психологически нам бывает сложно говорить о смерти. Мы не можем сказать о своих страхах, у нас много предубеждений на этот счёт. Так может быть тяжело, что у нас буквально онемение и комок в горле, а еда, чаепитие, сладости, пирожные – всё это возвращает нам вкус жизни. В этот момент проще откликаться на это всё.

Встречи Death Cafe Astana изначально были только на русском языке, но мне очень хотелось, чтобы проходили встречи ещё на казахском. На каждой встрече я спрашивала, может ли кто-то их проводить. В один момент к нам пришла чудесная девушка Дилара и сказала, что она готова стать модератором. Так, с мая прошлого года у нас стало проходить Death Cafe ещё на казахском языке. А с октября к нам присоединилась прекрасная модератор Алтын, и встречи доступны теперь и для иностранцев на английском.


После года опыта проведения Death Cafe я понимала, что у меня есть уникальный опыт слушания и переживания историй о смерти. Подумала, что хотела бы трансформировать это в профессию.


Получать образование как доула смерти я была не готова, но появился новый курс «Специалист по проживанию горя». Это был потрясающий, ни на что не похожий до этого в моей жизни опыт. Это было про глубокое изучение себя, так как любой помогающий специалист в первую очередь должен понимать, как это работает у него внутри, чтобы потом из этой позиции оказывать помощь людям. Я очень много узнала о себе.


Как оказалось, я очень устойчивый человек и могу работать с горем. Это удивительно, так как я весьма эмоциональна и, например, не могу смотреть фильмы ужасов. Ещё я тонко чувствующая: пою, рисую и очень творческая. 


Я получила свою профессию относительно недавно, ещё даже не прошло полгода, и я считаюсь ещё начинающим специалистом, поскольку это первый поток обучения в постсоветском пространстве на русском языке для специалистов по гореванию. Всего нас было порядка 60 человек. В Казахстане нас оказалось 4 или 5 девочек, которые получили профессию специалиста по гореванию. 


На постсоветском пространстве наша специальность не интегрирована. 

И сейчас я в основном получаю все свои консультации с клиентами либо из личных обращений в инстаграме, либо из волонтёрского проекта от Death Foundation под названием «Смертельно важно». В этот проект можно обратиться, если вы столкнулись с горем и потерей, которые вы не можете переварить, и у вас нет возможности оплатить консультации со специалистом.

Мы помогаем всем людям, которые к нам приходят

Что я могу в своей зоне компетенции? Быть рядом с человеком, понимать, что с ним происходит, слышать его, нормализовать те процессы, которые в нём происходят, замечать редфлаги, когда процессы проходят по осложнённому сценарию.


Например, люди которые потеряли своих близких от деменции и болезни Альцгеймера, и те, чьи близкие погибли от насильственных действий или в результате войны, – у них часто горе переходит в осложнённое горе, что впоследствии может привести к депрессивному состоянию. Тогда может потребоваться помощь привлечённого специалиста.

В работе мне нравится то, что мои наработки не пропадают, они действительно нужны этому миру. Потому что, когда ты имеешь какой-то большой опыт, тебе надо решать, что с ним дальше делать.


Также мне нравится здесь то, что я обожаю истории. Я обожаю рассказывать истории, но больше я люблю их слушать. И благодаря моей работе я могу слушать совершенно удивительные истории. Со стороны, наверное, кажется, что все они про смерть и про горе, но для меня в них так много жизни и любви. Иногда мне кажется, что без смерти наша жизнь, как книга без завершения. Книги с открытым финалом лично меня как читателя очень разочаровывают. Так и смерть ставит нам финальную главу.


Самым сложным в своей работе я считаю тот момент, что очень важно: притом что ты помогаешь людям, не подвергаться синдрому спасателя. У меня этот синдром присутствует. Мне хочется часто спасать людей, чинить людей, лечить людей, спасать их в каком-то планетарном масштабе. Но моя профессия не про спасательство. К сожалению, человека, у которого кто-то умер, я не могу починить. Я не могу взять гвоздики, молоточек и починить его, чтобы у него всё было хорошо. У него нехорошо и не будет хорошо в ближайшее время. 

Как вы можете поддержать вашего близкого, если он горюет

Первый мой совет: не оставляйте его одного. На текущий момент он не может быть один. Это и про суицидальные мысли, что, к сожалению, вариант нормы в этот период. Это и про невозможность осуществлять обычные физические действия: невозможность поесть, приготовить еду и так далее. Человек может просто забыть, как это сделать, потому что у него шоковое состояние. Если у вас есть свободное время, вы можете сделать что-то для человека, который горюет рядом. Приготовьте еды. Если у этого человека есть дети, погуляйте с детьми, посидите с ними, поиграйте. Я уверена, он будет вам благодарен. Если вы можете оказать финансовую помощь, сделайте это, потому что деньги всё равно нужны всем. Поделитесь в разумных для вас масштабах. Если можете прийти убраться, помогите убраться. Если можете приходить к человеку, который потерял кого-то, ночевать – это очень важно, чтобы человек первое время не был один.


Очень важно этого человека не бояться. Мы все боимся таких людей травмировать, но своим игнорированием мы вредим гораздо больше. Тем, что он окажется в своём пузыре, в вакууме, в одиночестве. Он уже потерял, ему уже плохо. Не чурайтесь его. Спрашивайте, чем я могу тебе помочь? Что я могу для тебя сегодня сделать? Я вот здесь, пришёл, смотри, стою, давай что-нибудь для тебя сделаю.


Горе не вечное, оно трансформируется. Я не буду говорить, что горе потом уйдёт, его не станет. Нет. Нужно понять, что реальность изменилась, но жизнь вернётся. Жизнь вернётся в самом полном её объёме. Знаете, есть такая аналогия, что горе – это как мячик в коробке. Изначально мячик такой огромный, и он всё время задевает стенки коробки и травмирует нас. Но есть такая теория, что нужно не мячик уменьшать, а нужно увеличивать объём коробки вокруг. Да, сейчас ваша коробка такая маленькая и мячик всё время бьётся и ранит вас. Но потом у вас появятся силы и возможности нарастить жизнь вокруг. Пойти на какие-нибудь танцы, или поехать в приют гулять с собакой, или полезть в какие-то горы. У вас появится жизнь, и ваша коробка расширится.

Для меня очень важным осознанием является то, что разговоры о смерти – это всегда разговоры про жизнь. Когда мы встречаемся на наших встречах в Death Cafe, мы все попадаем туда из своего разного контекста: кто-то после работы пришёл усталый, другой со свидания, третий после института пришёл. И мы все там в своих мыслях. Но смерть нас всех уравнивает. Она всех людей на планете уравнивает. И после нашей встречи мы всегда чувствуем такое ощущение, как будто на улице яркость жизни подкрутили. Ты выходишь и по-другому видишь этот мир. Потому что ты понимаешь, что твоя жизнь – она здесь, и она быстротечна. А сейчас ты видишь, что листья распускаются на деревьях. Ты слышишь, как вечером поют птицы. Ты видишь звёздное небо вокруг себя. И весь мир наполняется звуками, запахами. Первое время это сбивало меня с ног. Удивляло, что разговоры о смерти таким образом очень явственно возвращают вкус жизни. Я рада, что мир позволяет мне с этим соприкоснуться.

Зухра Сарманова,

доула смерти

Я совмещаю работу доулы смерти и психолога. О деятельности доул смерти я впервые узнала из интернета. Слушала интервью и подкасты. Поняла, что мне это близко, и приняла решение обучиться в этой сфере.


Доула смерти – это человек, который находится рядом с тем, кто умирает или горюет. Она даёт всем эмоциям и чувствам место. С доулой можно поговорить обо всём, что касается смерти и тревог, связанных с этим. Она не станет пытаться лечить, а будет использовать разные техники, чтобы развернуть человека к себе и помочь выплеснуть всё, что есть внутри: тревоги, беспокойства и так далее. Доула здесь как слушатель, который рядом с человеком.


Отличие от психолога здесь в том, что доула не пытается вытащить человека из проблемы. Смерть неизбежна. Как из неё вытащить? Я практикую и как доула, и как психолог, потому что иногда человеку нужна психологическая помощь, а порой нужно просто сесть рядом и погоревать.


Как доула я практикую и онлайн, и офлайн. Консультации онлайн удобнее, так как после них есть возможность сесть и никуда не выходить, не бежать, не садиться в транспорт или идти пешком. Можно поспать или отдохнуть, потому что в теле стресс и телу тоже нужна помощь. Одна сессия длится обычно от полутора до двух часов. По частоте консультаций у всех по-разному: кому-то требуется раз в месяц, другому – раз в неделю.


В работе мне нравится то, что я чувствую другого человека. Вижу его нутро и душу. Любой человек для меня, как книга, которую всегда интересно читать, потому что мы все такие многогранные и разные. Мне очень нравится открывать для себя людей.

Самое сложное в работе – это то, что люди очень боятся смерти и стараются её избегать даже в разговорах

Потеря другого – нормальный физический процесс, к которому мы адаптируемся и привыкаем в течение года. Многие хотят избавиться от него побыстрее, но ему нужно дать больше времени и прожить, нежели потом десятилетиями мучиться в возможной депрессии.

Сложно бывает работать с темами, где родители теряют своих детей, или с темами убийства. Попробуй понять и объяснить несовершенство этого мира… Тяжело, если не можешь пропустить это через себя. Моя задача – пропустить через себя не только свои чувства, но и эмоции другого человека. Если я застреваю в своих эмоциях, то не даю возможность другому исцелиться.


Самое важное – нам всем начать говорить о смерти естественным образом, относиться к ней, как к естественной части жизни. В нашей культуре этого нет, мы убегаем от всего, что касается этой темы. Но смерть – это неизбежно, хотим мы этого или нет. Мы можем проживать разные жизни, но тот, кто родился, покинет этот мир. И все мы горюем одинаково. Многие думают, что его горе уникально, но все мы рано или поздно сталкиваемся с ним. И самое главное – чувствовать сердцем, проживать и позволять себе эти эмоции.


Нам нужно сообщать детям, когда у них умирают питомцы, и объяснять, что такое смерть. Чтобы в будущем у них не было кошмара и ужаса, когда они теряют кого-то из своих близких. Нам стоит читать и изучать эти темы, делиться и обсуждать. Потому что иначе люди боятся и из этого страха могут делать странные вещи. Например, когда нет контакта между родными и умирающим, так как они не знают, что ему сказать. Ему же не скажешь: «Всё будет в порядке». В порядке уже не будет, это враньё, он умрёт. И тогда семья начинает избегать родственника. Но когда мы можем выслушать другого и просто быть рядом, гладить по руке, не пытаясь что-то изменить, – это честно.

Говорите о смерти. Это очень непросто, но очень важно. У человека, который говорит о смерти, больше согласия в жизни. Он умеет отпускать те неприятности, которые возникают на его пути. Потому что мы умираем каждый день – это как вдох и выдох. Какие-то клеточки в нас умирают, другие – обновляются. Взросление, юность, старение – все эти этапы, как маленькая смерть. Прошлое уже не повторится. Мы теряем работу – это тоже часть потери в жизни, ведь столько времени было этому уделено. Или переезд – одна часть жизни заканчивается там, но начинается новая здесь.


Понимание того, что смерть – это неизбежная часть нашего пути, запускает внутри человека столько процессов, что он начинает по-настоящему ценить жизнь.

Наталья Киприевская,

проходит обучение на доулу смерти

Тема смерти привлекала меня с детства. У меня не было страха перед похоронами и кладбищами. Я росла в небольшом посёлке, где все ходили на прощания и похороны умерших, потому что все мы были соседями.


Я видела много смысла в озвучивании пожеланий, какими я вижу свои похороны и прощание со мной. Лет в 18-19 мы с одной из моих лучших подруг обсуждали, лаком какого цвета нужно накрасить ногти той, которая умрёт первой. Тема с лаком и маникюром в моей голове возникла в тот момент, когда в моём посёлке неожиданно умерла довольно молодая женщина, ей было около 40 лет. Помню, как рассматривала её руки, и они были очень красивыми, с прозрачно-фиолетовым лаком на ногтях.


В моей жизни было немало потерь, и в семье есть традиции посещать кладбища и могилы наших близких. Я вижу в этом много смысла, это своего рода мой проект памяти и наследия. 

Вся моя сознательная жизнь и профессиональная деятельность связаны с темой болезней и смертей. Больше двадцати лет я занимаюсь социальной работой в сфере профилактики, лечения, ухода и поддержки людей, затронутых ВИЧ-инфекцией, туберкулёзом, людей, зависимых от наркотиков. У некоторых из них есть опыт бездомности и тюремного заключения. В этом всём много страданий, и я теряла своих друзей, подруг, коллег, участниц и участников проектов, в которых я сопровождала людей. Мне не хватало пространства, в котором я могла бы горевать по ним. 

Это было бесправное горе
Я слышала, как врачи говорят: «Да он сам виноват, да зачем тебе звонить его родным». Как коллеги говорят: «Всё же было очевидно, они не пили лекарства, они употребляли наркотики». А мне было важно понять, как можно было помочь этим людям и как я могу помочь сейчас себе. С кем я могу обсудить этот опыт, открыто рассказать о своих чувствах и сожалениях.

Года четыре назад я наткнулась в медиапространстве на формулировку «доула смерти» и сразу почувствовала внутренний отклик. Смотрела анкеты на обучение, когда набирался первый и второй потоки, но считала, что у меня нет денег, нет времени, есть страх уйти в другую сферу. Подписалась на Сашу Леа Адину – соосновательницу Death Foundation. Я хорошо знала, кто такие доулы рождения, у меня есть опыт общения с ними, и я понимаю ценность работы с доулой. Возникло море любопытства к тому, а кто такие доулы смерти. Погружаясь глубже в информацию, увидела много смысла в этой работе.


В прошлом году я окончила курс «Пространство горя», он длился два месяца, и сразу же записалась на курс по доульству смерти. Это онлайн-обучение. Занятия проходят несколько раз в неделю по 3-4 часа. Мы читаем теорию в учебнике, а на уроке слушаем ведущих курса и участвуем в практических упражнениях. Практики с клиентами у меня пока ещё нет, но иногда я хожу запасной участницей на другие обучающие мероприятия, которые проводят в Death Foundation, и недавно оказалась в комнате поддержки для девушки, которой нужна была помощь. Можно сказать, что это был мой первый опыт консультирования в качестве доулы смерти. Это было невероятно волнительно, и у меня всё получилось. Мурашки по телу были ещё долго.


Мне нравятся принципы смерть-просветного комьюнити и то, чему нас учат. Это язык аутентичного общения и отношений, это вход в глубину и горизонтальное общение с людьми и миром. 


Сложно бывает, когда мои травмы поднимаются на фоне изучения сложных тем. Я думаю, что самое сложное ещё впереди. Мы будем изучать темы перинатальных потерь. Я близко знакома с женщинами, которые теряли детей на ранних сроках беременности или сразу же после родов. Для меня это очень болезненная тема. Сложно было на лекции про суициды и насильственную смерть. Внутри много сложных чувств на эти темы, и пока я ещё в процессе рефлексии на эту тему.


В будущем я хочу начать консультировать индивидуально и помогать людям, особенно женщинам, проживать горе. У меня хорошо получается создавать пространство для размещения горя. Ощущаю себя при этом гранёным стаканом, а не хрустальной вазой (это метафора, которую мы используем на курсе). У меня уже есть предложения о проведении лекции и записи эфиров на тему смерти и горевания, написания сценария умирания. Я понимаю, что пока не готова консультировать людей в стадии острого горя или женщин, переживших перинатальную потерю и потерю младенцев. 

Я понимаю, как горевать по утраченным идентичностям. Например, как горевать по той себе, какой ты была до замужества, рождения ребёнка, развода, переезда. В общем, готова сопровождать переходы в жизни. Доула смерти и горевания может работать с любыми потерями, даже теми, которые по разным причинам кажутся неочевидными.
Ещё я хочу проводить офлайн-встречи и организовать Death Cafe в городе Алматы. Это встречи, которые проходят в публичных пространствах в формате разговоров о смерти за чашкой чая. Я слышу, как люди говорят мне, что только со мной могут поговорить о смерти, что близкие боятся заводить такие разговоры, что на тему смерти наложено табу. А такие встречи как раз детабуируют смерть.


Самое важное – понять, что в разговорах о смерти много жизни. Жизнь и правда в любой момент может закончиться. Классно, что у меня появилось больше понимания о том, какая жизнь делает меня счастливой. Как я хочу умирать, кого я хочу видеть рядом в момент последнего вдоха. Как я хочу, чтобы со мной простились, и как хочу быть похороненной. Это делает страх смерти не таким огромным и парализующим, а в жизни появляется больше места для радости.



Если у вас появилось желание стать доулой смерти, идите к нему. Неважно, станете вы ей или нет, но ваша жизнь точно изменится.


Смерть – сильно табуированная тема, её как будто нет. Мы не так часто видим похороны, не ходим на кладбища, лечим болезни и думаем, что мы умрём когда-нибудь через много лет. Но всё равно умираем, проживаем потери, и нам нужна помощь в этих процессах.

Изображения: Unsplash
M

Читать также: