27 августа 2018
– Поздравляю вас! У вас такая болезнь, что теперь вы можете получить... инвалидность! Знаете, это отлично: льготы всякие будут, пособие можно получать.
Или мне, поставив диагноз «бронхопневмония»:
– Все обычно боятся хрипов в лёгких, и они у вас как раз есть. Но согласитесь, было бы гораздо хуже, если бы хрипов не было и лёгкое вообще не дышало.
– Это если бы я умерла, да?
– Почти. Так что поздравляю! Хрипы есть!
До того как я впервые попала к ней на приём, я хронически боялась больниц и врачей. Всё началось с того, что в первом классе меня повели к стоматологу под предлогом того, что мне расскажут, как правильно чистить зубы (сейчас я понимаю, что это предложение звучало подозрительно, но тогда мне было шесть, и я была молода и наивна). Вместо лекции и мастер-класса врач вырвал мне зуб. С тех пор в моей жизни изменились две вещи. Первая: я перестала доверять людям. И вторая: любые врачи стали внушать мне ужас.
В школе из-за этого страха я старалась болеть как можно реже. Но это не получалось, и тогда мама вела меня к участковому врачу. Участковый врач – это всегда лотерея. Мне в лотереях никогда не везло, и поэтому мой участковый врач был бессмысленным и беспощадным. Я не помню, как её звали, но у неё был один диагноз на все случаи жизни: «Что-то горло у тебя красноватое». Даже не ангина и не ОРВИ, а именно, что «что-то горло у тебя красноватое». Не важно, пришёл ли ты с коликами в животе, или болями в пояснице, или у тебя температура 45,7, или дыра в голове, а кровь, как в фильмах Тарантино, бьёт фонтаном. Горло-то у тебя всё равно красноватое! Полоскай его содой с солью, пей чай с малиной, и всё пройдёт. И так всё детство.
А потом меня по-настоящему положили в больницу. Это случилось в одиннадцатом классе перед выпускным, когда я очень не хотела танцевать вальс. Организм это понял и по старой дружбе решил мне помочь. У меня, как всегда, заболел живот, но я не обратила на это внимание, решив, что это из-за того, что я много ем. На всякий случай я пошла к врачу, и он сказал, что всё нормально, и это обычный цистит. На следующий день мне стало ещё хуже, и мне вызвали скорую помощь. Приехал врач, сказал, что это обычные почечные колики, поставил укол и уехал. На следующий день мне стало ещё хуже, чем в предыдущий день, и уже другой врач скорой помощи увёз меня в больницу с подозрением на аппендицит. Самые страшные страхи стали реальностью.
Но операции мне ни один из этих талантов избежать не помог. Саму операцию я не помню, помню только, как уже после неё меня везли из реанимации в палату, и медсёстры пять минут не могли попасть каталкой в лифт. А на следующий день я отошла от наркоза, и оказалось, что больница – это не так плохо. Правда, я лежала только в гинекологическом отделении, и не знаю, каково в остальных. Например, напротив гинекологического отделения было отделение колопроктологическое, и когда на третий день я пошла гулять по больнице, знакомиться и подкатывать, встретила мужчин оттуда. Не знаю, что с ними там делают, но, судя по их несчастному виду, ничего хорошего, и моим подкатам они были не рады. Возможно, это потому, что в этот момент у меня из живота торчала трубочка, которую после операции приклеили скотчем к пластиковой бутылке Tassay, и я её потом всё время носила в руке или в кармане халата. Но мне кажется, дело всё-таки в слове «колопроктологический».
Но есть и хорошее. В больнице можно весь день читать. Можно лежать и ничего не делать. О тебе вспоминают и приходят навестить те, о ком ты уже давно забыл. По вечерам вы с соседями по палате рассказываете истории, смеётесь, и у вас по очереди радостно расходятся швы. И самое главное – после больницы и операций тебе надолго запрещают заниматься спортом. А это значит, что потом можно в течение всей жизни без угрызений совести говорить: «Спорт мне противопоказан, мне в 1852 году операцию делали».
И всё-таки ещё раз попасть в больницу я бы не хотела. Если только не в травмпункт утром первого января. Проверено: места для знакомств лучше не найти.