3 апреля 2024

Тем утром, сев в машину, они почти сразу стали переругиваться – вполголоса, чтобы не расстраивать детей. Арман сделал музыку погромче. Майя не отрывала взгляда от дороги. Дети высматривали через окно животных, играли в игру. «Лиса! Я вижу лису!» – кричала Айя. «Не может быть, где?» – кричал Арсен. «Носорог! Выдра!» – кричала Айя. «Перестань! Где ты их видишь?» – вертел головой Арсен. Он открыл окно, и его короткие волосы встали на голове ёжиком. Айя хохотала. За окном мелькали осенние горные склоны, залитые золотом, а там, где легла тень, – почти чёрные. Если бы они были идеальной семьёй, это был бы идеальный выходной. Солнце светило тепло, но не жарко, открывающаяся с дороги панорама Большого Алматинского ущелья привычно захватывала дух, осень была полной света, воздуха и красок. Майя этой красоты не выдерживала. Ей гораздо лучше давались дожди и туманы: ставки ниже и можно свалить всё на погоду. Отправила имейл, дожила до вечера? Ты моя героиня.

Этот осенний день звал к свершениям. Никто не был к ним готов. Майя посмотрела на мужа. Волосы начали седеть, узкий разрез глаз – казахский или как будто узбекский, слова, слова, шуточки, сарказм, нервные длинные пальцы на руле машины. Майя обернулась на детей. Грудную клетку залило теплом и тревогой. Сын и дочь смотрели на неё – два внимательных зверёныша. Два лица, похожие сразу на них обоих, на всех мам, пап и бабушек с дедушками – спряжение генетического материала, идеальные два человека. Какие они разные, какие сильные, насколько круче всех.

– Мы, может, вправду промежуточное звено в цепи развития и нужны были, чтобы этих двоих родить? – спросила Майя мужа, но он решил промолчать.

Я, кажется, была бы согласна на такое. Тогда можно было бы просто радоваться, ведь всё уже сделано – живи. Я не могла поймать это чувство внутри себя. Поймать бы его и назвать. В моей голове много слов на разных языках, но когда сильное, когда важное, когда про любовь, смерть или красоту, я ищу внутри слова на казахском и не нахожу их. Как будто только они смогут определить реальность единственно правильным образом и всё встанет на свои места – я смогу описать то, что происходит со мной, когда я смотрю на своих детей. Может, я даже опишу себя, назову себя, найдусь. Внутри живут казахские ласковые слова детям. Верблюжонок мой, жеребёночек мой, душа моя. Но красоту гор я описать не смогу, я – часть тех поколений, у которых забрали родной язык, заменив его языком тех, кто умнее, сильнее, белее.

Моя семья сохранила казахский, все свободно на нём разговаривали. Но если спросить: «На каком языке ты думаешь, папа?», он ответит: «На русском». Мы всего лишь часть истории. Нас пытались стереть, заселить нас другими нациями. Растворить. 

Моя семья сохранила казахский, и все свободно на нём разговаривали – кроме меня. Я всегда объясняла это тем, что воспитывала меня ажека – преподаватель русского языка и литературы. На самом деле у меня не было никакого объяснения – лишь стыд, связывающий мне рот, когда я хотела выразить что-то большее, чем «Добрый день. Хотите чаю? Меня зовут Майя, я мама Айи и Арсена. Я жена Армана».

Чтобы не расстраивать детей, Майя и Арман перешли на английский неносителей языка.

– I will drop you there, get to the office and be back in a couple of hours, I promise. – Couldn't you find another day?

– Three hours max.

– We were planning to spend this weekend with kids!

– Тише. Я же вернусь.

– Мы же только на два дня оторвались от дел. Ты опять за своё?

– Тише! Что опять?

– Ты опять построил планы, которые не включают нас?

– Мои планы всегда…

– If I didn't know you so well, I might suspect that you have another woman in your life. Or a man. Men. Women. Someone who is more meaningful for you! Налево!

– Что?

– Налево поворачивай, к шлагбауму!

Арман резко остановил машину, дети затихли. Глядя прямо в лицо Армана, Майя прошептала, чётко разделяя слова:

– Разве сложно тебе просто побыть с нами два дня? Поиграть в fucking прятки с детьми? Подышать чистым fucking воздухом? Им же сейчас это важно, Арман! Им сейчас важно быть с тобой. И мне.

Майя посмотрела на него, её глаза блестели, она открыла дверь машины и пошла звать лесника.

Глядя на то, как Майя размахивает руками, удаляясь от машины, Арман вздохнул. Чувство вины давило где-то под рёбрами. Спина Майи казалась огромной, почти такой же огромной, как гора позади неё.

Чем-то встревоженный лесник подошёл к машине вместе с ней. Арман не слышал их разговора из-за гомона детей, но было понятно, что лесник что-то ей втолковывал и пытался взять за локоть, а Майя не слушала. Арман вышел из машины, чтобы поздороваться. Майя на него не смотрела. Ещё не остыла.

– Во время локдауна они привыкли ниже спускаться, – говорил лесник. – У моего дома я кого только не видел. Ладно лисицы и кабаны – это дело привычное. Медведи везде вокруг!

– Спасибо, Юрий Алексеевич, – отвечала ему Майя. – Мы поедем.

– Так вы ночью дверь заприте и не шумите там сильно наверху, – говорил ей лесник.

– Мы поедем, всё ок. Спасибо, – говорила Майя.

– И внимание сильно не привлекайте. Непуганые они нынче.

– Поехали. У нас по плану был шашлык до того, как стемнеет.

– Шашлы-ы-ы-ык! – завопили дети с заднего сиденья. Арман завёл мотор. Юрий Алексеевич поднял шлагбаум.

Они проехали шлагбаум, и Майя вспомнила, что в багажнике есть бутылка сухого красного – того, которое они выбирали вместе с подругой в винотеке. Ей стало веселее. «Зажарю мясо, накормлю детей и напьюсь», – решила она.

Арман разгрузил машину и уехал. Дети собрали сухих палок, у Майи получилось разжечь угли. Почти весь остаток дня они провели на воздухе. Дом был небольшой, собранный из двух поставленных друг на друга под углом двадцатифутовых контейнеров с пристроенной верандой – довольно странная конструкция, но тёплый осенний свет, густой лес вокруг, выложенные круглыми камнями дорожки делали его уютным.

– Анкара!

– Алматы. 

– Тише, Арсен, не бегай тут, можешь обжечься.

– Айя, тебе на Ы! Есть только один город на Ы!

– Ы? Не буду больше в эту игру играть.

– Ну давай, пожалуйста, пожалуйста! Мама, она не хочет со мной играть. 

– Айя, поиграй с ним. Ты же старшая, можешь уступить? 

– Да он лучше меня города знает, я уже устала вспоминать.

– Играйте во всё географическое: города, страны, реки, горы. На Ы если не вспомнишь, вспомни на Т – есть такой город Тирана.

– Тирана!

– Быстро темнеет. Дядя лесник нам про животных говорил, помните? Может, внутри поедим?

– Мама, на веранде! На веранде!

Пару секунд Майя колебалась, но ужинать на веранде было удобнее, снятое со стоящего рядом гриля мясо остывало. Майя налила себе вина и принялась уговаривать детей есть и овощи тоже.

Потом они долго укладывались в комнате наверху, читали «Хоббита», выясняли, кто спит рядом с окном, кто просто храбрый, а кто самый храбрый в мире.

– Ма-ам, а Арсен кучу крошек в постели наделал, он с собой печенье протащил. 

– Ну-ка, давайте вытряхнем всё.

– Мам, а в горах всегда так темно?

– Тут просто нет улиц и других домов с электричеством, только мы, лес и горы.

– А ещё звери, да?

– Спи уже, Арсен.

– А я пить хочу.

Когда дети затихли, Майя ещё немного посмотрела на их круглые спящие лица, наклонилась и, еле прикасаясь к щекам, понюхала их по очереди. Оба пахли печеньем, солнцем, свежим воздухом – тем особенным, чем пахнут дети. Ровно в месте за ухом, там, где нежно пульсирует кожа, таился тот запах, от которого у Майи остро и ощутимо сжималось внизу живота. «Мои детёныши», – думала она, закрыв глаза и вдыхая.

Вышла яркая луна. В её свете дети казались нарисованными карандашом фигурками на белой постели. Надо было прибраться на веранде, они так всё и оставили после ужина. «Не привлечь бы каких-нибудь диких зверей», – подумала Майя, опять вспомнив слова лесника, и в этот же момент услышала отчётливый животный рык. Кто-то ходил вдоль окон домика, сдвинул мебель на веранде. Ножка стола или стула прочертила звук в ночи. Вышел под лунный свет. Медведь. Майя увидела его из окна. Он был огромный. Постоял на двух лапах в полный рост перед домом, вернулся на веранду. Майя какое-то время наблюдала за ним сверху, не зная, что делать. Медленно спустилась, закрыла шторы на окнах на первом этаже, стараясь не издавать звуков, передвинула всё, что могла, к двери. Получилась ненадёжная преграда – старый сундук, служащий декором, и лёгкий раскладной диван. Сверху пятилитровая бутылка с водой – третий по тяжести предмет в доме.

Деревянный пол веранды за дверью трясся и скрипел под тяжёлыми шагами. Тот, кто был снаружи, остановился у двери. Майя перестала дышать. Она стояла за шторой и вглядывалась в темноту леса за окном. Из темноты на неё смотрели два чёрных маленьких глаза. Майя их не видела. Она держала в руках телефон, но не могла решить, кому звонить. Кто мог бы спасти их от медведя? Кто может приехать ночью? Как вообще справляются с медведями? Если он полезет внутрь, эта тонкая дверь его не остановит.

– Түшш, қалтырамай тыныш тұр, естіп тұрсың ба? Егер қаласам, бұл есікті баяғыда қиратып тастар едім. Сенің иісіңді сонау бір шақырым жерден сездім, сендердің иістерің бүкіл шатқалға жайылып кеткен. Сосын сендердің улап-шулайтындарың соншалық, біз құлағымыз тыныш болсын деп таудың басына қашып кеттік, – тот, кто стоял за дверью, разговаривал со мной.

– Не керек сізге? Мұнда неге келдіңіз?

– Үйіңде бірдеңені көшіріп жатырсың. Неге олай етіп жатырсың? Мен ол жерге кіре алмаймын.

Кто бы мог подумать. Медведь говорит на казахском. Ну да, он же наш, местный. Я в панике вспоминала слова и фразы; русские и почему-то французские слова перегородили выход словам на казахском. Какое-то время я просто говорила: «Э… э… э». 

– Я с вами разговариваю? Я сама с собой разговариваю?

– А, не дейсің?

– Мен жынды ма? А мүмкін сіз мені жеп қойдыңыз, а мен өліп қалдым?

– Ойбай, мен адам баласын көргенде не істейтінімді ұмытып қалғанмын ба? Мен оны жеп қоюым керек еді ғой… Жапон жолы жақтағы көпірдің жанында қоқыс жәшігі бар, ол жерден небір тәтті-дәмдіні көресің. Биыл онда қабандар қаптап кетті…

– Бұнда неге жүрсіз, етті алыңыз, сосын кетіңіз! Верандада бәрі жатыр ғой.  

– Сөйлеспейміз бе?

– О чём, не туралы?

– Сөйлесу керек.

– Мен шаршап кеттім. Тіпті, өліп қалдым, а? Солай сияқты.

– Арқам құрысып ауырып тұр.

– Поясница? Арқаның төмен жағы, беліңіз бе?

– Белім де ұстап қалады.

– Оу, қиын, мен білем. Тұру да қиын, отыру да. 

– Иә, күн райы өзгерсе, сөйтіп қалады. Бірақ бар ғой, жауырынымның асты шаншып тұр, бірдеңе қадалып қалған сияқты. Соны ала алар емеспін. Сен қарап жібересің бе, ә? Өтіне қояйын десем, ешкім жоқ. Төбесін көріп, жанына жақындай берсем болды, зулап қашып кетеді. Орманшы тіпті атып өлтіре жаздады. Онымен қанша жылдан бері көрші боп келе жатырмыз десеңші.

– Сонда мен есікті ашам, сосын арқаңызды қараймын? Солай дейсіз бе? Хмм, мені ақымақ санамаңыз!

– Сен менің айтқандарымды ұғып тұрсың ғой. Басқаларға түсіндіре алмаймын.

Его глухой голос и неторопливость немного напоминали бывшего нашего соседа с улицы Белинского – Аманбая, ага, он так же разговаривал. И я точно его понимала. В каком-то оцепенении я сказала:

– Бұрылыңыз, қазір шығам.

Я чуть отодвинула свою баррикаду в сторону, открыла дверь и вышла. Вдохнула ледяной ночной горный воздух, запах мокрой шерсти. Рядом с ним не было страшно, он стоял, пригнув голову под потолком веранды, и казался просто тёмным пятном, частью горы, тенью горы, частью мокрого леса вокруг, тенью леса; казалось, его шкура шелестит, как листья деревьев на ветру. Я встала совсем рядом с ним.

– Қазір телефон жарығын қосам. Оңға… сәл жақын. Мынау ма? Сым темір? Тоқтаңыз, сабыр. Бір, екі… 

– А-а-а-а-а-у!

В домике стало заметно светлее, в окне проявилась линия гор на фоне сереющего неба. Майя проснулась на диване. Она вздрогнула, вспомнив, что случилось ночью, и взбежала по лестнице на второй этаж. В маленькой комнате спали дети.

Арман нашёл Майю на веранде с винным бокалом в одной руке и с длинной метлой в другой. Взъерошенная, она выметала пол, одним боком отодвигая стулья в сторону. Мести было неудобно, но Майя держала бокал в руке и определённо не собиралась с ним расставаться.

Арман двинулся к Майе. Майя перевела на него взгляд и издала животный рык.