Живя в Казахстане, я, конечно, русская, а переехав в Москву – для всех казашка. Паспортом трясти бесполезно – в восемнадцать лет я попросила графу «национальность» не заполнять. Потому что так чувствую.

Я всегда гордилась своим космополитизмом – не привязана к месту, всё равно где жить. Но пару лет назад поняла, что это не достоинство, а недостаток – не имея родины, ни за одну страну я не переживаю, не болею всей душой.

За людей – да, но это не имеет отношения к самоидентификации – жалко мне всех во всём мире, а, например, в особый русский путь или ещё какие-то привилегии для стран и наций не верю.

Все мы одинаковы, все мы равны.

И вот я задаю себе вопрос: «На кого сможет положиться Россия, Казахстан, любая другая страна, если все мы станем космополитами?

Что вообще современный человек может считать родиной? Да и нужно ли это понятие?

Моя много раз упоминаемая здесь подруга принципиально не уезжает из Казахстана – считает, что если она эту страну поднимать не будет, то кто останется? Плачет у меня на плече о палках, что вставляет государство в колеса её бизнесу, жалуется на непонимание окружающих, злится на коррупцию и на то, как плохо устроен город, но вопрос о переезде даже поднимать не хочет. С её характером и возможностями она бы на раз-два сделала блестящую карьеру в любой европейской стране, но нет – воюет с ветряными мельницами на родине.

Я не понимаю этого и в то же время восхищаюсь. Потрясающе, когда у человека в сердце есть любовь – не к другому человеку и не за какие-то ништяки, а вот так – к весьма эфемерному понятию, к стране, которая не особо-то отвечает тебе взаимностью. Наверное, так появляется смысл жизни.

Иногда я даже радуюсь, что не привязана к какому-то конкретному месту, никакие патриотические чувства во мне задеть невозможно – их попросту нет. И в то же время по ощущениям я – вечная сирота. Нигде меня не ждут, нигде мне не дом. Бродишь, как тот жид по свету, и нигде душа не успокоится.

«Ну, вот ты смотришь Олимпиаду и радуешься, когда «наши» медали завоёвывают, понимаешь?» Нет. Мне классно, когда устанавливают какие-то рекорды – человечество развивается, выше-быстрее-сильнее. Больше медалей у нас или у условного Сенегала – никакого дела мне нет.

С благодарностью вспоминаю то безумие, что творилось этим летом в Москве во время чемпионата мира по футболу, и как мы с друзьями, городом, страной болели за российскую сборную. Я футбол никогда не смотрела, и весь кайф в данной ситуации тоже был в другом – если откровенно слабая команда может победить, то вообще любые чудеса возможны. Футбол давал мне возможность верить. Точно так же (если не сильнее) я радовалась, когда корейцы обыграли немцев в одном из матчей. Просто потому, что я всегда на стороне того, кто слабее. Родина тут ни при чём.

Однако всплыл и другой пример – как-то мы с другом-немцем смотрели в Берлине российский фильм. Картина была очень плохой, и хоть не я была инициатором похода в кинотеатр, и, слава богам, даже не я её сняла, но все два часа в зале я чувствовала неимоверный стыд. Стыд за то, что я живу в той стране, где такое кино сейчас возможно. Имеет ли это отношение к рассуждению о родине? Наверное.

«Родина – это наша планета, целиком, без остатка», – убеждает меня один прогрессивный знакомый. По сути – нельзя не согласиться, но до глобального осознания этой мысли ещё весьма далеко.

На гребне подобных тенденций стремление многих наций к обособленности выглядит анахронизмом – мы идеализируем народных героев, отмечаем за уши притянутые праздники, учим родной язык, обороняем границы. Но если все люди братья – в чём смысл этого всего?

Современные исследователи пишут талмуды о национальной самоидентификации, считая, что это – один из сильнейших рычагов политического давления. Легче управлять сплочённым народом, чем теми, кто верит в мировое единство.

Желая в этом разобраться, полтора года назад я целенаправленно прошла курс философии, который так и назывался «Родина». Известный лектор давал нам сложные понятия, которые вытекали из не менее сложных и длинных рассуждений.

Например, постулатом являлось то, что Родина – это место, где прошло твоё детство. Но моё детство прошло много где, как быть с таким вариантом событий?

Другой аксиомой называлось утверждение «Родина – это место, откуда можно уйти, но всегда хочется вернуться».

Если взять все места, откуда я уходила, то родин у меня множество. Хотела бы я куда-нибудь вернуться? Пожалуй, нет.

По всем параметрам выходило, что родина – понятие устаревшее, для современного человека незнакомое и не особенно нужное. Проведя опрос среди своих подписчиков, я поняла, что большинство придерживаются аналогичного со мной мнения. Другие же относятся к отчизне как к чему-то метафорическому – люблю, потому что тут дом и мама. Но что, если мама переедет?

Вслед за этим опросом я написала многим своим друзьям, кто мигрировал в развитые страны – недавно, полгода, год, десять лет назад. Ответы всех были удивительно схожи. Да, родина – это там, где воспоминания о детстве; да, было бы там лучше – вернулся; нет, если начнётся война – сражаться я не поеду. Многие опять же отвечали про «место силы», умиротворение и спокойствие в отчем доме, но без привязки к стране.

Так получилось, что вся моя и без того крошечная семья, кроме мамы, уже отправилась на тот свет. Отец, бабушки и дедушки похоронены там, где мы жили в их последние годы – маленький городок в Краснодарском крае. Мама оттуда уехала, родственников, как я писала, нет. Ездить в тот городок, по сути, не к кому да и незачем.

Но несколько лет меня грызла непонятная тоска.

Как-то утром я не выдержала – села в самолёт и полетела... на кладбище. Звучит немного безумно, особенно для человека, который не верит в то, что души моих предков пребывают рядом с их могилами, а всем способам погребения предпочитает кремацию.

После двух часов в самолёте и трёх часов в такси в сумерках я бродила за городом вдоль могил – приводила в порядок участок. Мои руки замёрзли, было как-то особенно тихо и спокойно. Я присела на лавочку и поняла – меня не было тут три года, и за эти три года за этот заборчик не ступала нога человека. Я – единственный потомок, и эти могилы – целиком под моей ответственностью.

Крошечный кусочек земли, но земли только моей – она больше никому не нужна и не принадлежит.

Надеюсь, и мои дети будут знать и хотя бы иногда навещать это место, помнить о своих корнях, знать историю своей семьи. И я всей душой хочу, чтобы тут всегда было тихо, умиротворённо и никто посторонний не нарушал покой моих предков. Они в своё время дали мне так много, и это – единственное, что я могу дать им сейчас.

Да, я готова много работать, чтобы прилетать сюда, когда мне хочется.

Да, я хочу жить максимально близко, чтобы не добираться по тридцать часов, если услышу зов крови.

Да, я готова биться, если кто-то придёт и скажет, что это место будет разрушено и использовано как-то по-другому.

Имеет ли это новое незнакомое до этого мне чувство отношение к патриотизму?

Сложно сказать, но, кажется, я впервые почувствовала, что значит Родина – место, где твои корни.

Переночевав в гостинице, утром я ехала вдоль бескрайних полей чернозёма – их уже взрыхлили, но ещё не засеяли, и почва такая жирная, такая маслянистая красиво блестит на солнце.

И скоро покажутся ростки – сначала маленькие зелёные точки, потом ярко-салатовые травинки, а затем – рыжая пшеница и подсолнухи, что упираются в горизонт.

Я наблюдала это всё детство, я любила и знала это всегда.

Просто немного забыла.

И да – я счастлива, что сейчас душа это вспомнила.