ЖИЗНЬ

Личная история: как в музыкальной школе закончилась моя страсть к музыке

Автор Manshuq Алина Ландау поделилась воспоминаниями о том, как её заставляли учиться в музыкальной школе и что из этого вышло.
Алина Ландау

2 ноября 2023

С самого раннего детства я любила музыку. Она для меня была волшебной, ведь таких чувств, которые я испытывала, слушая разные песни, я не переживала никогда. С музыкой было связано всё в моей жизни – бабушка пела мне «Тёмную ночь» перед сном, мама напевала мотивы, когда что-то готовила. Я же находила музыку во всём – в том, как стучит дождь в стекло, в ритме города, в том, как слова сами превращаются в песни. А потом я возненавидела музыку. Как? Обо всём по порядку.


Мама всегда хотела петь на большой сцене, но из-за того, что она жила в маленькой деревне далеко от города, она не могла реализовать свою мечту. Когда мама училась в университете, она пела на праздниках. Любовь к пению закономерно передалась и мне. Так, в три года я впервые выступала во Дворце школьников на мероприятии, посвящённом экологии. Песня была про убитого оленёнка – я плакала и пела. Меня будоражили концерты. Ворох блестящих платьев, макияж, красивая причёска – и вот ты стоишь, вся готовая творить что-то великое на сцене. Я любила ездить на студии звукозаписи – в этом было что-то взрослое, а у меня потели ладошки от волнения и свалившейся ответственности.


На вокал ходила аж до четвёртого класса обычной школы, пока не поступила в музыкальную. Когда я была помладше, дедушка подарил мне старенькое пианино «Волна». Из-за того что мы жили в маленькой квартире, пианино находилось у бабушки с дедушкой, и я играла на нём по субботам, когда приезжала в деревню. Через несколько лет его перевезли в квартиру, и я начала готовиться к поступлению в музыкальную школу.

Мне было 10 лет, и я была старше всех, кто туда поступал: обычно дети начинали ходить в музыкалку одновременно с начальной школой. Меня взяли, конечно же, на пианино. Первый год был прекрасным: у меня был смешной учитель по основному предмету, сольфеджио давалось мне легко, а хор вообще занимал отдельное место в сердце.

Однако того, что мне нравилось в музыке, стало в разы меньше. Теперь это было не волшебство, а ноты, скрипичные ключи и игра под счёт метронома
Так совпало, что после поступления в музыкальную школу меня стало некому возить во Дворец школьников на вокал. В моей жизни больше не стало ни студий, ни концертов, ни платьев. Хотя вру – концерты были, но отчётные в музыкальной школе, где ты играешь перед комиссией и дрожишь как осиновый лист от страха.


Когда я была во втором классе музыкальной школы, в моей обычной школе начался ремонт и всех перевели во вторую смену. Теперь в музыкалку мне нужно было приезжать в 07:00 – это было единственное подходящее время. Вставала я в пять утра, учитывая то, что с домашней работой обычно сидела до часу ночи. В итоге в тот период у меня на фоне стресса и недосыпа появились проблемы с глазами – я начала носить очки и впервые стала жертвой буллинга в своей школе.

Давило то, что я не хотела играть на фортепиано. Умоляла маму купить скрипку, пока я не перешла в третий класс, когда уже нельзя менять направление. Мне отказали, ссылаясь на то, что покупать несколько скрипок, пока я расту – слишком дорого, а фортепиано у нас уже есть. Ещё обидно было то, что меня никогда не посылали на конкурсы – я была старше всех в возрастной группе, подходящей моему уровню. А играть с ребятами своего возраста я не могла – не добирала по знаниям.


Через полгода такой жизни всё стало ещё хуже – из музыкальной школы ушёл любимый учитель. Я начала заниматься у очень консервативной женщины. Она кричала, если я играла что-то не так, мне не давали играть любимые мелодии: «Нужно заниматься только по программе».

Однажды она ножницами подстригла мне ногти, так как они «слишком громко» стучали по клавишам
Глотая слёзы, я поняла, что в этом месте нет ничего, что меня бы тут держало. Я начала говорить маме, что хочу уйти из музыкальной школы. Она убедила меня остаться до конца года, чтобы не бросать в середине. Я согласилась.


В конце лета, перед шестым классом школы и третьим классом музыкалки, мне позвонила преподавательница по хору. Мне нравилось с ней заниматься – она была доброй и всегда активно содействовала развитию моего голоса. Меня ставили впереди, чтобы я исполняла главные партии. Она предложила вступить в хор, который ездит на различные концерты. Слишком заманчивое предложение для девочки, которая обожает сцену. Я согласилась. Но, к сожалению, для этого пришлось остаться в музыкальной школе.


Петь мне нравилось, но нагрузки стало в разы больше – как в школе и спорте, так и в музыкалке. Чтобы выступать, мне приходилось ходить на хор каждый день. Даже по выходным. В моей жизни больше не было встреч с друзьями – только музыкальная школа. И если ради пения я ещё могла потерпеть, то вот уроки фортепиано меня просто убивали. Я ненавидела учительницу, ненавидела репертуар, что она мне подбирала, ненавидела сидеть у фортепиано каждый день по часу, чтобы учить произведения. Я стала ненавидеть всё, что меня окружало, и ужасно злилась на маму за то, что она не разрешала мне уйти из музыкальной школы. И я ведь даже не могла прогулять занятия – мама сидела в кабинете или коридоре в ожидании меня.

В жизни появился селфхарм. Когда никого не было дома, я била по клавишам так сильно, что на руках оставались синяки. Из-за высоких требований к моей успеваемости в музыкальной школе в обычной и в спорте у меня стали случаться нервные срывы.

И хотя я всё ещё умоляла маму забрать меня из музыкалки, в ответ я лишь слышала: «Ты же еврейка, тебе нужна музыка», «Все девочки должны обучиться музыке», «Остался год-два-три, потерпи»
С каждым годом становилось всё труднее. По здоровью мне пришлось уйти из спорта, круг сузился только до школы и музыкалки. В тот год я увлеклась режиссурой – мне хотелось снимать кино. Однако я не могла рассчитывать на обучение этому, ведь занятия на курсах отвлекли бы меня от музыкальной школы. Так ещё одно моё хобби было заброшено из-за того, что это мешало учёбе в музыкалке.


Когда я была в шестом классе музыкальной школы, мама вышла на работу. Наконец-то моё обучение там перестали контролировать. Сначала я очень осторожно прогуливала занятия – говорила, что в школе задали сложное задание/надо подготовиться к контрольной/у нас завтра праздник, и просила одноклассницу подтвердить маме мои слова. Потом я стала опаздывать на уроки в музыкальной школе. Сначала на пятнадцать минут, потом на двадцать. Время увеличивалось с каждой неделей, пока, наконец, я просто не пришла на занятие. Тогда преподавательница позвонила маме, спросив, что со мной случилось. Мама сказала, что не знает, и когда она позвонила мне, я сказала, что сижу на дополнительном занятии по английскому. Пришлось начать ходить на английский, чтобы ложь стала правдой. Зато теперь я могла спокойно пропускать один урок фортепиано в неделю – у преподавательницы не было больше свободных часов по средам.

Перед седьмым классом музыкальной школы из-за высокой нагрузки перед экзаменами в обычной школе я снова умоляла маму забрать меня из музыкалки. Конечно же, ответ снова был таким же, как и в предыдущие годы. Стоит отметить, что мы с мамой сейчас в хороших отношениях, но вот тогда мы ругались почти каждый день из-за того, что я не сажусь за инструмент или прогуливаю музыкалку. Во всей семье не было никого, кто был бы на моей стороне. Все требовали от меня окончить музыкальную школу, ведь кто уходит в последний год? На седьмой год, в октябре, мы сильно поругались из-за того, что моя успеваемость в школе ухудшилась, а в музыкалке я перестала появляться. В тот вечер я наглоталась таблеток в попытке умереть. Ничего не вышло, но с утра у меня жутко кружилась голова. Дойдя до ванной, я поняла, что падаю в обморок.


Очнулась в больнице с перевязанной головой – я ей проломила унитаз. Из-за попытки самоубийства меня положили в клинику, где я пролежала несколько недель. Это было лучшее время – ни уроков, ни музыкальной школы. Я читала книжки, нашла друзей, смотрела телевизор. После возвращения из больницы мне пришлось опять ходить в музыкальную школу. Однако я там появлялась от силы раз в месяц – всё остальное время прогуливала. На меня кричали, я сбегала из дома, и ничего не менялось.


Наступила весна, время финальных экзаменов, на которые я не пришла. Через время я пришла в музыкальную школу, чтобы забрать аттестат. Там были нарисованы четвёрки: «Чтобы твоя мама не расстраивалась». Я думаю, что учителя всё понимали, но не могу сказать, что я к ним хорошо относилась. В той войне они были не на моей стороне.

После «окончания» музыкальной школы я больше не притрагивалась к фортепиано. Больше не пела. Спустя четыре года, когда я уже училась в Чехии, ненавистный инструмент всё же продали, и, знаете, мне даже стало легче дышать. War is over, как говорится. Единственное моё соприкосновение с музыкой случилось после серьёзного расставания. Мне было так плохо и хотелось куда-то выплеснуть эмоции, что я записала песню.


Мне говорили, что пройдёт время и я снова захочу петь. Время прошло, петь мне бы хотелось, но каждый раз в попытках написать песню я вспоминаю о том, как много боли мне принесла музыка. Семь лет, что я отдала музыкальной школе, были худшими в моей жизни. И я знаю, что это не связано со школой и музыкой, но ничего не могу с собой поделать. Когда я думаю об этом, мне каждый раз хочется плакать, ведь в маленькой девочке, которая любила музыку всей душой, убили эту страсть.

Изображения: freepik, pexels
M

Читать также: