Ольга Федосенко, Аружан Искакова

9 сентября 2021

«Однажды летом во время отпуска я обнаружила маленькую шишку в груди. Она была размером с рисовое зёрнышко и перекатывалась под пальцем. Ни о чём плохом я тогда не подумала, но решила на всякий случай провериться.

На УЗИ мне сказали, что ничего страшного нет, это просто киста, и посоветовали пройти маммографию. В заключении было написано, что у меня нет никаких отклонений. Но я будто предчувствовала что-то и поехала в онкологический центр. Там маммолог сообщила мне, что это опухоль, но, скорее всего, доброкачественная, и отправила на операцию. Я сдала все анализы и совсем без страха шла на это, так как была уверена, что всё действительно в порядке.

Операция проходила под местным наркозом, я была в сознании, мы с хирургом даже разговаривали. О медицине, детях, обо всём. После удаления лимфоузла он при мне разрезал его скальпелем и вдруг сказал, что это рак. Я, не понимая до конца, что происходит, спросила: «Почему вы так решили?» А он уточнил: «Когда лимфоузел розовый – он здоровый. А у вас он серый».

В тот момент мне резко захотелось встать с кушетки и уйти. Доктор продолжал мне что-то говорить, а я уже ничего не понимала. В голове была каша, и я совсем не могла сконцентрироваться.

После того как мне удалили опухоль, я вышла на работу. Но через несколько дней мне позвонили и попросили вернуться. В глубине души я осознавала, что диагноз уже подтверждён, но не могла с ним согласиться. Физически я перенесла рак не так болезненно, как душевно. Я очень долго верила, что это, должно быть, какая-то ошибка.

Самыми трудными для меня были десять дней в больнице, когда мне никак не могли сделать операцию по удалению груди из-за повышенного давления. Я ждала и готовилась каждое утро: отключала телефон и сдавала кошелёк медсестре. Но каждый раз мне приносили завтрак, а это значило, что оперировать меня точно не будут.

Первую химиотерапию я, в целом, перенесла хорошо. Только не прекращалась тошнота, и я не могла понять, хочется мне есть или нет. В то время со мной в палате лежала женщина, которая привезла с собой консервированные корнишоны. Мне было так стыдно, но, кажется, я съела полбанки. Ко второй химии у меня стали выпадать волосы. Каждое утро я вычёсывала их на газету, а потом сжигала. Всё это продолжалось, пока меня не побрила сестра.

Третий и шестой курсы химии я перенесла особенно тяжело, но знала, что главное – перетерпеть первые три дня, когда бывает сильная рвота. Вот я себе и говорила: «Ещё чуть-чуть и станет легче». Когда мне было совсем плохо, я старалась отвлечь себя книгами и юмористическими шоу. И думала о том, как одновременно смешно и грустно то, что некоторые женщины чувствуют себя неполноценными без груди.

Вообще женщины, столкнувшиеся с раком молочной железы, редко напрямую говорят: «У меня нет груди». Многие считают это физическим изъяном, о котором не стоит рассказывать другим. Но лично я всегда открыто говорю о своей болезни, о том, что перенесла её. Мне кажется, что за всё время я даже ни разу не заплакала.

С женщинами, с которыми я лежала в больнице, мы чувствовали себя настоящим сообществом. Перевязки были неприятными, от пластырей у многих появлялось раздражение. И если одна узнавала о том, что в какой-то аптеке продают хорошие, гипоаллергенные пластыри – она сразу об этом рассказывала, и мы все хором посылали родственников за покупками.

Я привыкла бороться за жизнь в первую очередь ради своих детей. Одним из мотиваторов для меня стали слова моей дочери, которые я помнила ещё из её детства. Однажды я сильно заболела, и она мне сказала: «Мама, ты лечись. Потому что, если со мной что-то случится – ты сможешь это перенести и станешь жить дальше, а если с тобой произойдёт что-то – я не переживу». Она говорила мне, что я должна бороться сама, потому что она не сможет меня вылечить. И вот это понимание, как ей может быть плохо без меня, придавало мне силы».

«Когда я узнала о своём диагнозе – рак груди 2-й степени, я была беременна вторым ребёнком. Я просто сидела и вдруг почувствовала, что грудь зачесалась, а потом обнаружила сверху в правой груди уплотнение. Утром следующего дня я уже была в поликлинике. Пошла к заведующей гинекологией, она направила меня на УЗИ. На УЗИ меня осматривали достаточно долго, около часа. А потом врач сказала, что есть образование с кровотоком в обеих грудях, и посоветовала быстрее обратиться к специалисту для консультации.

Онколог в поликлинике выдал мне направление в областной онкологический центр. Направление мне выдали 19 февраля, однако приём был назначен только на 4 марта. Я была расстроена: две недели в ожидании – это слишком много. Тогда знакомые нашли мне платного маммолога в частной клинике, и я пошла туда на маммографию. В итоге я сделала УЗИ и маммографию, оставалось только пройти биопсию опухоли по своему направлению. Результаты биопсии показали, что у меня инфильтрирующая карцинома, рак второй степени.

Врачи мне сказали, что срочно нужно делать аборт и что мне отрежут обе груди. Тогда я была уже на 20-й неделе беременности, и ребёнок развивался нормально.

Рядом на тот момент никого не оказалось. Когда я сказала родным о своей болезни, они отреагировали по-разному. Брат сказал ничего не говорить ему о болезни и лечении. Якобы на него это психологически воздействует, и он не хочет знать, что я могу умереть. Но он будет по возможности материально помогать. Некоторые родственники сказали, что от меня теперь нет толку. Другие родные не хотели видеть меня лысой. Мне прямо говорили, чтобы я покрыла голову платком для того, чтобы не пугать окружающих. Муж мне сказал, чтобы перед смертью я сделала так, чтобы он не платил алименты. В тот момент я просто осталась одна со своей пятилетней дочерью. Единственное, что я знала: в любом случае нужно рожать и как-то лечиться.

После неутешительного диагноза и предложения врачей я позвонила платному онкологу с просьбой мне помочь, и он направил меня в Казахский научно-исследовательский институт онкологии и радиологии. Там я встретилась с заведующей отделением маммологии Алиёй Жаналыковной. Она меня выслушала, посмотрела все мои результаты анализов. Мне сразу сделали гистологию и в скором времени меня показали профессорам института.

Да и ребёнок ни в чём не виноват, есть возможность доносить его. Однако мы будем принимать химию вместе. Ребёнка во время химиотерапии будет защищать плацента. В общем, они меня обнадёжили, и 30-го апреля я начала получать свои четыре курса химиотерапии.

Перед и после каждой химии я проходила УЗИ с доплером. Проверяли, нормально ли развивается ребёнок. Но, конечно, как это влияет на его мозг и психику, никто не знал. Это можно было узнать только после родов. И из-за этого было страшно. Но выход был только один. Через три недели после первой химии у меня начали выпадать волосы клочьями. Я буквально на глазах лысела. Перед второй химией сестрёнка побрила меня, и я начала носить косынку.

Там я познакомилась с двумя татешками – Ольгой и Розой. Роза с раком четвёртой стадии прошла больше 30 химий и победила рак. Оля с раком третьей стадии прошла больше 20 химий и тоже победила. Они меня поддерживали, угощали и просто были рядом. На каждой химии мы знакомились с соседками. Сейчас у нас есть группа в WhatsApp. Мы и сейчас поддерживаем друг друга, всегда готовы прийти на помощь.

В итоге я прошла четыре химиотерапии в положении и после этого мне сказали перед родами отдохнуть, чтобы организм очистился. На самостоятельные роды мне было нельзя, только кесарево. После химии сосуды были ослаблены, был большой риск кровотечения.

 

Карантин, пандемия. Мне нужно рожать, потому что я полтора месяца без химии, груди болят, опухоль растёт или нет – никто не знает. Пришлось побегать по больницам и врачам. Я поступила в Научный центр акушерства и гинекологии. На следующий день меня прооперировали.

После родов через недели две я снова начала химиотерапию, прошла ещё дополнительно четыре курса. После последнего курса химиотерапии я начала советоваться с онкологами России и Казахстана, что и как мне делать при моём раке. Мне посоветовали варианты: 1. Мне удаляют полностью грудь и ставят имплантаты. По программе один имплантат бесплатно, а второй платно. 2. Пройти анализ на определение наличия генетических мутаций. Делаешь анализ, и на его основе происходит удаление яичников и груди.

Я сдала анализ, и у меня оказалась генетическая предрасположенность к раку молочных желёз и яичников, и из-за этого был риск рецидива. То есть раковые клетки могут остаться на сосках. Поэтому мне удалили обе груди, яичники и справа в подмышках все лимфоузлы.

Рука была абсолютно мёртвая, она не поднималась, не разгибалась. От того, что нет лимфоузлов, нет и оттока лимфы. Нужно всё время её разрабатывать, всё время заниматься ЛФК.

За то время, которое я пробыла в больнице, меня единственную после операции оставили в реанимации на ночь. Там я, наконец-то, выплакала всё, что было внутри. До этого просто слёз не было. Потому что надо было бороться. Ведь один ребёнок был внутри меня, один рядом. А у них, кроме меня, никого нет. После операции мой папа нас забрал. И он меня выходил. Спасибо большое моему папе, он мне сейчас очень сильно помогает, хотя ему больше 70 лет.

Позже я ещё прошла 25 курсов лучевой терапии. После лучевой терапии, так как у меня гормонозависимый рак, я буду пять лет принимать гормональные таблетки, и за мной будут наблюдать. Каждые три месяца нужно сдавать ПКТ, смотреть, в каком состоянии организм, нет ли рецидива.

Когда всё это со мной произошло, я вспоминала, что в системе «Дамумед» мне несколько раз приходили уведомления с приглашением на скрининг, а я их игнорировала. Было бы хорошо, если бы работодателей обязывали, чтобы их сотрудники проходили ежегодный скрининг. Тогда была бы возможность заранее узнать, что есть какие-то предпосылки и обнаружить рак на раннем этапе. Многие меня обвиняли: «Ой, это из-за ребёнка, ты забеременела и заболела раком». На самом деле у меня, как оказалось, есть генетическая предрасположенность.

Больше полутора килограммов я не поднимаю, и сейчас основная нагрузка идёт на левую руку. Имея грудного ребёнка, это непросто. Несмотря на это, я стараюсь жить полной жизнью и с позитивом. Я просто не думаю, что у меня нет груди. Может, для кого-то я неполноценная женщина, и когда я была лысой, некоторые брезговали со мной общаться. Конечно, это всё было неприятно, обидно и больно. Но в такие минуты пересматриваешь свои ценности и начинаешь думать: «Да пошли все к чёрту! Я хочу жить для себя. Рядом со своими детьми, и как можно дольше».

«О своём диагнозе я узнала в 2016 году. Прощупывала грудь и почувствовала небольшое уплотнение. Обратилась в онкокабинет районной поликлиники. После этого врачи направили меня в областной онкодиспансер. Диагноз был однозначный: рак правой груди.

Никому из близких я тогда ничего об этом не сказала. «Пробегала» почти год, не обращаясь больше в больницу. Меня постоянно преследовали мысли о диагнозе, но я от них отмахивалась. А когда снова пошла к врачу, уже начались метастазы в лимфоузлах. Пришлось удалять не только грудь, но и подмышечные лимфоузлы. В общем, добегалась.

Я прошла шесть курсов перед операцией. Всё это время не могла смотреть на еду, меня выворачивало от одного только запаха. Даже вода не шла. А потом появилась аллергия на зубную пасту и мыло. Похудела я тогда на 15 килограммов.

Волосы на голове и брови выпали сразу после первого курса химиотерапии. На себя было страшно смотреть. День и ночь в платке. В общем, успела пройти все круги ада.

Низкий поклон им всем! В больнице все пациенты шутили, что ко мне идут, как к Ленину в мавзолей. Целый день, с утра до вечера. Они приносили деликатесы: фрукты, казы, карта, рыбу, настоящую красную икру. А я раздавала всё тем пациенткам, которые приехали издалека.

Прошло три с половиной года с тех пор, как меня прооперировали. Я отлично себя чувствую и живу полной жизнью. Не сижу и не лежу много. Зимой много пеку, летом и весной – в огороде, а осенью занимаюсь засолкой. Мне 66 лет, и мне некогда скучать. Я многодетная мама с 17 внуками. Они и есть моё главное богатство».

«Мне 33 года, сейчас я с семьёй живу в Москве. Супруга пригласили сюда по работе в конце 2019 года. А в начале 2020-го я узнала о своём диагнозе. Он прозвучал громом среди ясного неба. До этого у меня была своего рода депрессия. Я была на перепутье – не могла понять, чем хочу заниматься. При этом испытывала постоянную усталость, что связывала с материнством. Но потом выяснилось, что у меня анемия и дефицит витамина D. Я начала узнавать об этом больше, восполнять дефицит и пить таблетки. И вроде бы уже лучше себя чувствовала, но на новогодних каникулах нащупала у себя в груди маленькую шишку диаметром около полутора сантиметров.

Я кормила обоих детей грудью и слышала, что это уменьшает риск развития рака молочной железы, но в моём случае этого не произошло. Я нащупала это уплотнение, поделилась этим с мужем и забыла. Но где-то в середине января у меня воспалились лимфоузлы в подмышке. Они стали большими и болезненными. Я даже не могла опустить руку, и вот это меня уже сильно испугало. Супруг сразу же записал меня к врачу, и я тем же вечером поехала на обследование.

Врач осмотрела меня и отправила на УЗИ. Там врач позвала своих коллег, и они начали перешёптываться, а потом мне выдали направление к онкологу. Онколог сказала, что ей позвонили коллеги, они подозревают у меня опухоль, и мне нужно на биопсию. У меня было шоковое состояние.

Как только я вышла с приёма, я сразу же позвонила своей близкой подруге. Так получилось, что она как раз онколог, маммолог и хирург. Я всегда шутила: «Надеюсь, никогда не стану твоим пациентом». И вот, пожалуйста, в таком раннем возрасте мне пришлось к ней обратиться. Она меня очень поддержала, рассказала, что нужно делать и куда обращаться.

На следующий день я пошла к хирургу, который обнаружил, что у меня поражены именно надключичные лимфоузлы. Хирург сказал, что без российского страхового полиса всё обойдётся дороже, поэтому посоветовал мне ехать лечиться на родину.

В тот же день я связалась со своим дядей – хирургом-онкологом. Он сказал мне приехать в его клинику, чтобы сделать биопсию. Также моя подруга из Алматы попросила, чтобы в отдельную колбу с формальдегидом положили лишний материал. Мы отправили его в Алматы и сделали два гистологических исследования. В итоге московские и алматинские результаты совпали.

Также оказалось, что у меня гормонозависимый рак. Моя подруга обрадовалась и сказала, что данная форма – одна из безобидных, что у неё очень высокий процент выживаемости. Но в моём случае биопсия, которую взяли из лимфоузлов, показала, что реальные метастазы и злокачественные клетки находятся именно там. Соответственно, из-за этого, несмотря на то, что форма неагрессивная и сама опухоль маленькая, мне поставили рак левой молочной железы третьей стадии с категорией С.

Я поехала в Алматы и приняла свою первую химиотерапию, так как мне сказали, что нужно срочно начинать лечение. Всего я получила шесть курсов химиотерапии. В июне мне провели операцию – удалили обе груди. Это называется радикальная мастэктомия. Мне сразу же поставили грудные имплантаты, и после я продолжила химиотерапию. Я надеялась, что её больше не будет, но лимфоузлы всё еще беспокоили врачей, и мне назначили ещё четыре курса. А потом ещё и лучевую терапию.

Сейчас я чувствую себя в целом хорошо. Прохожу реабилитацию и прихожу в себя, потому что всё-таки химиотерапия и лучевая терапия – довольно сложные процедуры. Я очень рекомендую девушкам чаще проверяться и проходить обследования. Особенно если у них были подобные случаи болезни в семье. Я, в свою очередь, жалею, что толком не обследовалась и даже не подозревала, что может такое произойти. Очень внимательно нужно относиться к себе.

Во-первых, я поделилась у себя на странице, что у меня рак, и получила много поддержки со стороны моих родных, друзей и знакомых. Во-вторых, я проходила этот путь с психологом, который также поддерживал меня всё это время.

Я реально изменилась. Очень сложно психологически проходить через это, не говоря уже о физическом дискомфорте. Мне пришлось лицом к лицу столкнуться со страхом смерти, но я считаю, что всё, что произошло, было во благо. Я считаю, что сама болезнь заставила меня сделать новые выводы, понять и определить приоритеты в жизни, совсем по-другому начать относиться к некоторым вещам и быть благодарной. Это вроде бы такие прописные истины, которые все мы знаем, но одно дело знать, а другое – прочувствовать и пропустить через себя. Ты чувствуешь благодарность за то, что прожил этот день, и за то, что видишь своих детей каждый день.

Я по-другому взглянула на свою жизнь и на то, чем хочу заниматься. Пришли ответы на вопросы, которые я не могла найти. Раньше многие вещи в своей жизни я принимала за должное, и мне всегда чего-то не хватало для счастья. Я думала, что вот будет у меня «вот это», и я буду счастлива. А сейчас я поняла, что сама жизнь – это и есть счастье».

Иллюстрации: Азиза Киреева