Эльмира Какабаева о деколонизации письма: «Наши родословные – шежире – строятся на сторителлинге»

Наиля Галеева

14 декабря 2022

В 1931 году мой дед, Смагул Какабаев, учился в Самаре, когда получил письмо от своего отца с просьбой вернуться. Когда он приехал в родной Баянаул, понял, что наступила беда – голодомор, и нужно спасаться. Тогда он собрал семьи своих братьев – а это было примерно 25 человек – и, продав всё своё имущество, они уехали сначала в Сибирь, а потом дальше, на Камчатку. В моей семье очень много историй, и эта – одна из главных. Как, наверное, многие дети, я слышала их с детства, но не придавала им значения.

Интерес к семейной истории обострился, когда я уже пять лет жила и работала в Москве. Там я внезапно очнулась и подумала: что я делаю здесь так долго? Какой у меня дальше план? Передо мной вдруг встал важный экзистенциальный вопрос: где брать ипотеку? Это удивительно, как такой меркантильный и банальный вопрос вдруг запустил огромный внутренний процесс по поиску себя. Поняв, что ипотеку в Москве не потяну, я решила уехать учиться за границу. Но всё это время я писала рассказы и эссе, основанные на личном опыте. И я поняла, что через письмо смогу ответить на вопрос, кто же я такая.

Я поняла, что мою идентичность формируют какие-то яркие характеристики моих бабушек и дедушек. Например, дед по отцовской линии – Смагул – был предприимчивым путешественником и работал в образовании. И, наверное, от него у меня интерес к другим культурам, странам и преподаванию. Мой другой дед – Ибадулла – был писателем, драматургом, журналистом. И, наверное, из-за него я интуитивно поступила когда-то на журфак, и письмо стало важной частью моей жизни. Моя бабушка ушла от мужа, когда ей было всего 24 года, и вырастила мою маму самостоятельно. От неё у меня феминизм и невозможность молчать в условиях гендерного неравенства. Моя другая бабушка, напротив, была многодетной матерью и окружала всех своей любовью. Не скрою, мне это тоже свойственно.

Глядя на жизнь моих бабушек и дедушек в ХХ веке, я понимаю, насколько другой жизнью они жили. И какие привилегированные сегодня мы – третье поколение. И в то же время наши жизни по-прежнему похожи друг на друга. Я начала писать свой текст про бабушек и дедушек в 2018 году. В какой-то момент я перестала, но показывала его своим знакомым, менторам, писателям. Однако никак не могла найти, с кем можно было бы погрузиться в особенности этого вида истории и этого текста. Наступил 2022 год, я вернулась после очередной учёбы в Вене в Москву, которую по-прежнему считала своим вторым домом. Мне нужно было оформить документы на визу и вернуться в Австрию. Но через месяц после моего возвращения наступила новая беда – военное российское вторжение на территорию Украины. И тогда, как и мой дед 90 лет назад, я решила вернуться на родину.

Я перестала быть мигранткой, перестала быть азиаткой, перестала снимать жильё и думать о завтрашнем дне. Всё благодаря моим друзьям и родственникам, которые меня очень и очень поддержали. Тогда я решила запустить онлайн-курс письма для женщин с фокусом на семейные истории и преобразования их в литературу.

Свой курс я решила назвать «Семейная этнография, или Как деколонизировать своё письмо». Отчасти на это название повлияла программа по социальной антропологии, на которой я училась. Там я узнала историю антропологии и колонизации, различные методы изучения сообществ, но мне, как творческому человеку, больше всего энергии дали занятия по деколониальному повороту. И вот почему: деколониальный поворот произошёл в социальных науках примерно в 80-е годы и в основном в академической среде Латинской Америки. Это уникальный регион, Новый Свет, который развивался по своей хронологии. Поэтому деколониальные исследователи уделяют особое внимание такому историческому событию, как первая в мире успешная революция рабов на Гаити в конце XVIII века. На тот момент, к примеру, США были свободны от Великобритании всего 15 лет. Деколониальные исследователи уделяют внимание коренным знаниям, пытаясь смотреть на мир вне рамок европейских знаний, которые чаще всего эти знания стирали или опровергали.

Например, идея прогресса, которая нам так нравится, строится на таком представлении о мире, что он развивается по линейной траектории – от чего-то отсталого к чему-то продвинутому, прогрессивному, лучшему. И с такой оптикой европейские исследователи, военные, путешественники (читай: колонисты) приезжали на территории Латинской Америки, Центральной Азии, Индии, Африки. Они видели, что эти культуры отличаются от их представлений, и определяли их как застывшие или отставшие в развитии. Проблема такого подхода в том, что он делит мир на две части – прогрессивную и отсталую, чёрную и белую, он не даёт альтернатив, и такая прогрессивность становится эталоном лучшего, эталоном развития. А так называемый белый человек становится примером такого развития. И это порождает саморасиализацию – чувство несовершенности у нас самих, когда мы постоянно пытаемся догнать прогресс. Это становится причиной того, что мы сами себя начинаем называть тёмными, отсталыми. Кстати, отбеливающие кремы, такие популярные в Юго-Восточной Азии, отчасти популярны именно из-за такой самоненависти.

Деколониальные исследователи уважают те обычаи и правила, по которым эти сообщества существуют. В деколониальности важно уделять внимание коренным знаниям, потому что они учат нас устойчивости и альтернативному восприятию мира. Но всё это теория, большие сложные слова, которые путешествуют из книги в книгу, из конференции в конференцию. А что мне, Эльмире Какабаевой, делать сегодня? Как мне ответить на мой вопрос, кто я такая? И почему вообще мне это нужно? Это сложные философские вопросы, на которые очень сложно ответить самостоятельно. И тогда я решила пригласить других людей, кому такие темы тоже интересны. Мы хотим найти наши ответы не в теории, а на практике. А практика – это дело. Мы можем собраться с единомышленницами и обсудить, почему нам важна история семьи и как нам её собирать, как нам записывать эти истории через описание сцен, диалогов, пространства. Мы можем пригласить других практиков, которые также работают в этой теме – художниц, писательниц, и знать их методы.

Но почему именно креативное письмо? Креативное письмо строится на сторителлинге, важном методе в деколониальной оптике передачи знаний и опыта. Передавая устные истории из поколения в поколение, мы передаём все живые свидетельства наших родных, которые жили давно, и тем самым мы узнаём больше о них и самих себе. Но сторителлинг – это не какая-то новая история в казахской традиции. Наши родословные – шежире – строятся на сторителлинге. Я помню, как впервые увидела шежире нашей семьи в подростковом возрасте. Папа давно рассказывал про эту книгу, и вот нам её принесли. Я взяла её, она была тяжёлая, большая, с золотым тиснением, приятными шуршащими страницами. Я стала листать до страницы нашего рода, нашла имена своего деда, своего отца, имена его братьев, имена своих братьев, имена своих двоюродных братьев. И не нашла своего имени.

Я увидела, что у меня нет роли в истории своей семьи, как и у моей матери, бабушки, сестёр. Слушайте, а кто физически этих продолжателей рода рожает? Они из воздуха появляются? Я была очень и очень зла в тот момент, именно поэтому на моём курсе участвуют только женщины. Именно поэтому я призываю всех на курсе поговорить со своей бабушкой о её бабушке, вспомнить эти имена и записать их. И записать себя в историю своей семьи. У нас на курсе это получается, многие участницы поговорили со своими мамами, тётями, бабушками и узнали истории, о которых они даже никогда не слышали. Например, у одной бабушки была вторая семья, но её мужа и сыновей репрессировали, и она вышла замуж во второй раз. У другой участницы дедушка работал в НКВД, но он не выдержал и пошёл работать саксофонистом на танцплощадке. У другой бабушки были ещё дети, но они не выжили в тяжёлые послевоенные времена.

Курс я запустила в апреле этого года и провела уже три потока. Сам курс идёт шесть недель, на каждом потоке занимались по 15-20 человек – около пятидесяти человек в общем. Это достаточно свежий проект, и, если честно, когда я хотела его запустить, думала: сделаю его один раз, соберёмся с тремя-пятью людьми, сами посидим, пообщаемся, обсудим, как работать с семейной историей и семейной памятью. Но внезапно курс оказался очень популярным и на него много людей записывалось и записывается. Для участниц очень удобным оказалось то, что курс проходит в Zoom, так что на него могут записаться женщины и девушки из разных городов и регионов Казахстана, а также разных стран – например, были участницы из Кыргызстана. Я планирую расширить курс, хочу не ограничиваться Казахстаном, а сделать его для Центральной Азии в общем. Кроме того, я делаю параллельный курс с сообществом писательниц Write like a Grrrl Russia для представительниц коренных народов Сибири, Дальнего Востока, национальных республик, где тоже есть проблема колоний.

Например, на курсе встречаются некоторые тексты, написанные участницами, где проскальзывает много советского языка, штампов, образов. И это нормально, потому что нас в школе заставляли читать и заучивать все эти тексты. Вот от этого хочется избавиться в первую очередь. Деколонизация письма – про то, как разучиться писать (думать, рефлексировать), как мы привыкли благодаря другим культурам, которые на нас повлияли. Писать без саморасиализации, самоэкзотизации, без расизма, с чуткостью к собственным ощущениям.

Польза деколонизации письма в том, что мы учимся искать новый язык, новый стиль, мы пытаемся писать по-новому и смотреть, что из этого получится. В литературе часто есть направления или личности, которые очень сильно на нас влияют – например, Иосиф Бродский очень сильно повлиял на многих поэтов, и они пишут стихотворения, как он. И пытаясь искать оригинальный язык, мы также пытаемся делать в литературе новые направления, подходы, стили. Если говорить о пользе для самих участниц, то наш курс – это уникальное и безопасное пространство, где мы общаемся без страха быть раскритикованными. На курсе занимаются достаточно маленькие группы, происходит, можно сказать, интимный процесс, и концу курса мы уже друг друга знаем – кто-то находит новые знакомства и друзей, а кто-то создаёт коллаборации. А обсуждение того, как мы чувствуем свою колониальность, как мы хотим от неё избавиться и как она на нас влияет, носит терапевтический характер. Немаловажно и то, что через обсуждение семейных историй мы рефлексируем опыт наших бабушек и дедушек, а он чаще всего достаточно жёсткий и тяжёлый. Мне кажется, мы тоже прорабатываем какие-то внутренние травмы, учимся искать свой путь и взгляд в будущее, потому что деколониальность – чаще всего про то, как нам заново себя придумать и сформировать образ своего будущего, если мы были разрушены, отменены, стёрты.

Всё это звучит очень по-философски, наверное, но есть отличный пример из культуры – афрофутуризм. В 60-70-е годы стала популярна футуристика и научно-популярные романы, которые чаще всего создавали белые люди. Поэтому афроамериканские писательницы и писатели решили придумать такой сай-фай мир будущего, где есть такие же люди, как они, которые играют важную или главную роль. И в этом плане фильм «Чёрная пантера» – пример мегапрорыва, потому что всё это афрофутуризм, вышедший на уровень коммерческого успеха. Специфика и сложность этого направления состоит в том, что нужно не просто заменить белого человека, а построить с нуля целый мир, основываясь на африканских традициях, специфике отношений, языка. И это классный пример того, как можно заново придумать мир, заново научиться его воображать, потому что деколониальность также очень сильно связана с воображением, умением вообразить себе своё будущее. Кроме того, деколониальность ни в коем случае не отменяет ни технологий, ни прогресса, ни то, чего мы достигли сегодня. Деколониальный подход – это не призыв снова пересесть на лошадь и поселиться в юрте, а осознанно заниматься своей культурной, общественной, политической деятельностью, с пониманием того, как коренное знание во всё это включается.

В заключение я хотела бы поделиться ещё одним деколониальным инструментом, который мы используем на курсе. Часто мы сталкиваемся с тем, что наши старшие родственники просто молчат – по привычке, боясь сказать что-то лишнее, за что могут быть наказаны.

И наша задача – их разговорить. В деколониальной оптике есть такое понятие, как реэкзистенция, то есть возвращение собственного существования. Живя в западной эстетике – все помним отбеливающий крем – мы забываем себя, свои ощущения. А реэкзистенция позволяет всё это вспомнить через органы чувств. Я бы хотела, чтобы вы закрыли глаза и вспомнили себя в тот момент, когда на вас не повлиял инстаграм, школа, реклама на улице. Какой звук, вкус или запах отсылает вас к этому моменту? Возможно, это слова из колыбельной вашей бабушки, запах полыни или конского навоза в ауле, вкус домашнего масла. Попробуйте вспомнить эти чувства, напомнить их своей аже и попробуйте записать их, почувствовать, прислушаться к себе и понять, что вы в этот момент чувствуете.

Фотографии предоставлены организаторами TEDxAstana