Интересное об арт-резиденциях: в мире и в Казахстане

Резиденции являются одним из самых эффективных способов взаимодействия с мировой экосистемой современного искусства, но в Казахстане достаточно мало художников участвуют в них на системной основе. Какие модели резиденций в мире вы знаете? Какова ваша идеальная модель резиденции?

Если подумать об идеальных условиях именно для художника, сейчас в мире большой разбег резиденций. Начиная от самых старых европейских, которые зародились, по-моему, в Испании, и заканчивая более молодыми, американскими резиденциями. И тут можно увидеть разные форматы. Есть такие, когда художник хочет просто уединиться. И есть другие, когда художнику нужно сообщество, профессиональная критика, куратор и зритель. Думаю, важно отталкиваться от задач самих художников.

Да, действительно. Для разных художников хороши разные резиденции.

Ты ещё спросил, почему наши не подаются на участие в резиденциях. Очень мало мы видим казахстанских художников, которые уезжают в резиденции за рубеж.

Конечно, существует ряд барьеров в виде языка, условий подачи, но в целом даже молодые англоговорящие художники не являются активными участниками резиденций. Какое-то время мы на Qazart выставляли разные возможности заявок, но с нами практически никто не связывался с намерением попробовать, и мы в какой-то момент перестали. 

Возможно, художникам сложно сталкиваться с административными вещами, вроде документации и самой подачи. Плюс есть опредёленные барьеры в виде финансирования (если резиденции покрывают, например, часть поездки), языка, организационных моментов.

Здесь важно помнить про то, что не всегда резиденции такие нежные и добрые, как кажется. То есть часто это какая-то схема, от которой выигрывает принимающая сторона, но не сам художник. Надо всегда понимать, на каких условиях ты участвуешь в резиденции.

Да, согласна. Есть, например, резиденции при музеях и институциях, а есть, как сейчас становится очень популярным, корпоративные резиденции. Помните, когда Facebook впервые позвал художника в резиденцию к ним в офис, по-моему, это был Дэвид Чо (David Choe), чтобы он им там расписал одно из офисных пространств. И вот это стало для них постоянной практикой, они и сейчас приглашают художников. Компания предложила Дэвиду Чо небольшой пакет акций в качестве гонорара, что, впрочем, не значит, что эта политика работает со всеми художниками программы.

В то же время, когда художник едет в резиденцию, мне кажется, он же попадает на новую территорию, и есть вопрос не только о том, что художник получит, но и, наверное, что от него ожидают. То есть будь то освоение какого-то заброшенного завода или какой-то социальный запрос. Опять же, мне кажется, художникам надо искать, проверять и просто браться за это.

У меня был опыт работы с ISCP (International Studio & Curatorial Program). Это одна из самых важных резиденций Нью-Йорка. Она находится в глубине Бушвика, и мне нравится, что они делают упор не на условия проживания и работы художника, а на саму программу. Туда приходят кураторы MoMA, Guggenheim, и это огромная ценность. То есть резиденция должна создавать условия, в которых художник сам сможет что-то делать с этими людьми.

Есть модель Artist in Residence, которую делает частный музей семьи Рубелл в Майами. Это долгий и методичный фокус на одном художнике, выходящий за какие-то очерченные временные рамки. Даже после окончания выставки семья часто приобретает работы художника, помогает карьере дальше, делая резиденцию, скорее, сообществом, чем местом временного пребывания. Художники потом становятся звёздами, есть целый срез людей, которые прошли через эту программу. Тот же Амоако Боафо, который за несколько лет буквально из ниоткуда появился на карте современной живописи. До начала дружбы с Рубеллами его работы стоили около $20 000, сейчас, спустя пять лет, это уже $400 000.

Я ещё вспомнила об альтернативной модели резиденций.

Сквот-музей «Метрополис» в Риме это, как мне кажется, пример низовой инициативы и «резиденция» левого толка. Так как художникам удалось не только оккупировать заброшенное здание, но и обратить внимание на проблему кризиса жилья. Я не знаю, что сейчас со сквотом, но на тот момент, когда я о нём узнала, это уже был нелегальный музей, где жили эмигранты, около 100 семей. До оккупации это был заброшенный мясокомбинат, который принадлежит крупному итальянскому девелоперу. О музее впервые рассказали в фейсбуке, представив проект исследовательской группы Metropoliz. Это привлекло внимание, после чего место стало антропологической лабораторией, куда в одно время приезжали художники, исследователи. Микеланджело Пистолетто выставлял там свою Венеру.

Здорово! Теперь я хотел бы спросить про вашу резиденцию. Какой у вас формат, будет ли это полностью бесплатно для художников?

Мы с Маликой очень давно планировали запуск резиденции, ещё с момента запуска центра. И мы очень хотели провести резиденцию именно в Атырау. Но на тот момент мы не думали, что получится охватить такую географию – весь Казахстан полностью, и объявить open call на всю страну. Реализовать проект удалось благодаря грантовой программе ФЕЦА (Фонд Евразия в Центральной Азии) и компании Chevron. Также нас поддержали экопарк Infinity plaza и компания «Аспар Кашаган». Оплачивается всё – от перелёта и проживания до производства и материалов. Сама программа резиденции длится месяц.

Нам также интересно выстраивать связи внутри сообщества, поэтому мы пригласили лекторов и менторов. Получился хороший состав. Также мы впервые пригласили куратора, у которой нет опыта кураторства, Адию Рамазанову, то есть это резиденция и для неё тоже. Потому что изначально мы думали, что сделаем часть программы и для кураторов тоже, но пока остановились на исследовательнице. Адия – преподаватель на кафедре философии в Евразийском университете. И мне кажется, для неё это тоже будет своего рода опыт резиденции.

Как происходит отбор участников? 

Состав лекторов и менторов программы и есть комиссия по отбору заявок. Мы определили возрастные ограничения для участников – от 25 до 35 лет. В остальном условия на подачу заявок 11 июня довольно простые: нужно прикрепить портфолио, эссе, публикации – всё, что может рассказать о художнике. Затем комиссия из пяти человек отсматривает заявки, а мы с Маликой выступаем, скорее, наблюдателями с некоторым минимальным участием.

Резиденция длится месяц? 

Да, весь август. Конечно, мы понимаем, что резиденция – это всё-таки про процесс. Мы хотели бы провести выставку по итогам этой программы. Даже было предложение от менторов, чтобы они параллельно создали какую-то работу. Кажется, получится живой процесс, потому что у нас среди лекторов есть и художники. Посмотрим. Надеюсь, что получится сделать выставку. 

И композиторы! У нас есть Диас Адиль, он композитор. То есть могла бы получиться и работа. Ещё Сауле Дюсенбина. Да, создать художественную работу или же записать релиз. 

В этой связи нельзя не вспомнить выставку Documenta 15, которая сейчас проходит в Касселе. Кураторы Ruangrupa сделали Ruru House, и участники выставки записывают там всякие подкасты. Получается такая выставка коммуникации, языка, сообществ. Вы планируете делать какую-то внешнюю программу? Например, записывать подкасты с участниками, проводить круглые столы? Будет ли что-нибудь, что я смогу дистанционно, не находясь в Атырау, послушать и посмотреть про эту резиденцию?

В рамках резиденции у нас будет небольшой проект, который называется «Открытые студии», где мы отдельно выберем жителей города Атырау в возрасте от 14 до 20 лет. Они смогут параллельно присутствовать на открытых лекциях и стать частью проекта. То есть будет программа, направленная только на работу с резидентами, и будет программа, в которой смогут участвовать жители города. Мы ещё приглашаем археолога Бахыт Хасенову, которая также прочитает цикл лекций.

По какому принципу вы отбирали менторов? Есть ли фокус у резиденции? Это будет Art & Science?

Тема резиденции «Фронтир. Хроники Атырау», и, мне кажется, само название говорит за себя. Это про изучение, исследование места как space, как космоса, как говорила Кульшат – одна из лекторов резиденции. То есть в первую очередь, конечно же, это пространство и города, и культурного ландшафта. У нас будет ментор, который работает на стыке искусства и науки. Есть Сауле Дюсенбина, которая работает как с видео, так и со звуковым искусством. Диас Адиль тоже работает со звуком и цифровым искусством.

Возможно, у такого широкого спектра направлений есть минус, но это наша первая резиденция, и мы открыты к экспериментам. Мы хотели бы проводить эту программу каждый год и менять её конфигурацию. Надеюсь, у нас это получится.

Есть ли у вас амбиции выйти в город, выйти за пределы культурного центра? Может быть, сделать мультимедийную инсталляцию в башне Белого города по итогам резиденции или найти какой-нибудь старый купеческий дом, и в нём сделать проект? Понятно, что некоторые художники будут рефлексировать город. Но хотите ли вы позволить городу рефлексировать вас?

Мне кажется, это очень интересный вопрос. Мы в процессе подготовки по большей части были сфокусированы на самой программе, на работе с менторами и лекторами. Мы не отделяли, не конкретизировали сами формы выражения, которые выберут художники. Мне кажется, можно подумать над этим вопросом, да, Асель? Позволить городу рефлексировать нас. 

Хорошее предложение. Я думаю, что это было бы классно. Возможно, у кого-то из участников появятся такие мысли после погружения в контекст города, с местными краеведами. 

Сколько ещё времени осталось на open-call? 

Мы уже закрыли прием заявок и до 10 июля должны по итогам отобрать пятерых художников. Результаты объявим 13 июля, а саму программу начинаем 1 августа.