ОТНОШЕНИЯ

ВДА: как взросление рядом с зависимым взрослым может повлиять на жизнь

Авторка Manshuq Марина Пай написала материал о взрослых детях алкоголиков (ВДА) и рассказала собственную историю.
Марина Пай

17 июля 2024

Для справки:
Взрослые дети алкоголиков (ВДА, на англ. – Adult Children of Alcoholics) – это сообщество, в которое входят люди, желающие выздороветь от последствий взросления в алкогольной или другой дисфункциональной семье. 
В самом начале своего материала я привожу список характеристик из книги Дженет Дж. Войтиц: «Взрослые дети алкоголиков: семья, работа, отношения». Хочу попросить всех, кто его читает: если вы нашли схожесть, не обвинять себя ни за одно из них. Я сама являюсь ВДА и знаю, как мы к этому склонны.

Черты, которые характерны людям, относящимся к ВДА

1. Взрослые дети алкоголиков пытаются угадать, что такое норма
У ребёнка, растущего в дисфункциональной семье, нет возможности узнать, что такое норма. Они не уверены в том, что делают, однако скрывают этот страх от других, пытаясь угадать, как им правильно поступить.
2. Взрослым детям алкоголиков сложно начинать новые дела и доводить их до конца
В семье с зависимым родителем присутствует множество обещаний, которые никогда не выполняются. Ребёнок растёт в обстановке, когда его не учат эффективно решать проблемы и планировать дела.
3. ВДА могут соврать даже тогда, когда сказать правду несложно
В семье, в которой есть люди с алкогольной зависимостью, ложь – это первооснова. Она может принимать разные формы: отрицание проблемы, нарушение обещаний, уловки и непоследовательное поведение. По мере того как ложь становится всё естественнее, правду говорить сложнее.
4. Взрослые дети алкоголиков безжалостно осуждают себя
В детстве им не удавалось быть достаточно хорошими: родители часто их осуждали.
5. ВДА тяжело веселиться
6. Взрослые дети алкоголиков воспринимают себя слишком серьёзно
Детям зависимых родителей не приходилось много веселиться. Их жизнь была серьёзной. Вырастая, ВДА также могут слишком серьёзно относиться к работе – не видеть границ между своей жизнью и рабочими задачами, повышая шансы на выгорание.
7. Взрослые дети алкоголиков испытывают трудности с построением близких отношений
В детстве они не видели нормальных близких отношений. Модель, которую они наблюдали у родителей, была далека от нормы.
8. ВДА остро реагируют на изменения, которые не могут контролировать
Часто у ребёнка, который рос в семье, где были люди с алкогольной зависимостью, нет возможности получить поддержку, и он учится доверять себе больше, чем кому-либо другому. Во взрослом возрасте это может проявляться как злоупотребление контролем. ВДА могут бояться, что если не будут отслеживать ситуацию, то потеряют контроль над своей жизнью.
9. Взрослые дети алкоголиков ищут одобрения и подтверждения собственной значимости
Они выросли, не имея чёткого представления о себе. Формулировки от родителей могли быть путаными, нечёткими и неоднозначными. Когда им не говорили, что они хорошие, они могли решить, что не заслужили этого.
10. ВДА чувствуют себя не такими, как все
Другие дети имели возможность быть детьми, а они – нет. Их тревоги о домашних проблемах затмевали собой всё остальное. Вырастая, они могут чувствовать себя отчуждёнными от других людей.
11. Взрослые дети алкоголиков либо гиперответственны, либо наоборот
Не имея понимания того, что значит быть частью единого дела, кооперироваться с другими людьми, делить работу на части и соединять её в целое, ВДА склонны либо делать всё сами, либо не делать ничего.
12. ВДА очень лояльны, даже когда эта лояльность незаслуженна
Поскольку заводить новые отношения сложно и болезненно, то если близкий человек появляется, его очень берегут. Устоявшиеся отношения воспринимаются как более безопасные.
13. ВДА привязываются к одному плану действий, не рассматривая всерьёз альтернативы или последствия
Эта импульсивность ведёт к замешательству, ненависти к себе и потере контроля над ситуацией. Это могут быть усвоенные с детства шаблоны поведения. Ситуация осложняется ужасным ощущением неотложности: им кажется, что если не сделают этого немедленно, то не получат второго шанса.
История Марины Пай


Я не помню своего детства в отрыве от зависимости отца. Тогда весь уклад в доме крутился вокруг его болезни, однако сам он воспринимался как отчуждённый от всех остальных родственник, а не полноценный родитель и член нашей семьи. У папы была стрессовая работа, а в качестве хобби у него был футбол. Часто окончание матчей и корпоративы сопровождались большим количеством алкоголя, но если другие возвращались после вечеринок домой, отец мог пропасть на несколько дней, а порой – недель. 


Я была единственным ребёнком, и моё воспитание легло на плечи матери. Отец хоть и жил вместе с нами, но не учил меня ничему, не делал со мной уроки, не гулял, а чаще всего даже не общался. Находясь дома, он обычно отсыпался в комнате или смотрел телевизор. Со мной он был немногословен даже во время совместных ужинов. Хотя в период, когда мне было 5-6 лет, отец пытался принимать какое-то участие в моей жизни. Иногда мы ходили вместе на пробежки – эти воспоминания самые тёплые о нём из детства.

Но болезнь прогрессировала, и со временем он становился всё более чужим
Были и совсем неудачные случаи нашего времени вместе:

•  Когда мне было три года, мама оставила меня дома вдвоём с отцом. Вернувшись, она увидела его пьяного и спящего на диване. А у меня вывихнута рука. Отец ничего не помнил, а я маме ничего не сказала. Никто из нас до сих пор не знает, что тогда произошло.

•  Когда мне было шесть, папа взял меня с собой на день рождения друга. У того была дочь – моя ровесница. Весь праздник мы с ней проиграли в игрушки под столом, пока взрослые отдыхали. Отец напился, забыл про меня и ушёл. Мать девочки уложила нас вместе спать, а посреди ночи пришла уже моя мама очень грустная и отвела домой.


Мать была и остаётся очень тревожным человеком. Она «спасала» отца: искала его, когда тот пропадал, ухаживала во время запоев, водила по врачам и договаривалась, чтобы его не увольняли. Во время ссор она кричала и угрожала отцу, но эти угрозы были пустыми. Она продолжала эти отношения и никогда не планировала от него уходить. Мама была гиперопекающим родителем. Она часто нарушала мои личные границы и не давала самостоятельно принимать решения, считая, что сама знает, как мне лучше.

В нашей семье не было принято говорить о чувствах напрямую
Если же раздражение в отношении друг друга возрастало, в ход шли сарказм, неуместные обидные шутки, попытки задеть и наказание молчанием. В целом, замалчивание было основой нашей семьи. Мы не говорили о происходящем, большую часть времени делая вид, что никаких проблем нет. 


В школе тоже никто ничего не знал: ни мои учителя, ни одноклассники. Я не праздновала свои дни рождения и очень редко звала подруг в гости. Было очень страшно, что они могли хоть что-то узнать. Я бы сгорела от стыда. В детстве мне казалось, что если я живу в такой семье, значит, это со мной что-то не так, я неправильная и недостаточно хорошая. У хороших детей не может быть отца-алкоголика.

Вера в это заставляла усиленно стремиться к совершенству, ведь там – всё хорошо, все счастливы и отец здоров. Поэтому я почти всё время училась, была отличницей, ходила на фортепиано и рисование. Также я старалась не доставлять проблем матери, ведь у неё их и так полно.

Как моё детство отразилось на мне?


В детстве я не ощущала себя ребёнком, а сейчас не ощущаю взрослой. Порой мне грустно от того, что детство – это какой-то пропущенный этап в жизни, где я всё время страдала. Думаю, отчасти из-за этого с восемнадцати до двадцати трёх лет я работала вожатой в детских лагерях. Хотела прожить моменты, которых не хватило. А ещё хотелось помогать детям, ведь мне никто не помог.


Желание помогать порой у меня перерастало в спасательство, и я копировала поведение своей матери в отношении других людей: пыталась контролировать, давать непрошеные советы и нарушала границы.


Большая часть моих отношений с мужчинами были нездоровыми. В них присутствовали самые различные формы абьюза. Один партнёр унижал меня, осуждая мои выборы и вкусы, другой был холодным, и его любовь необходимо было заслуживать. Апогеем стало то, что я связалась с наркоманом и прожила с ним год. Самым большим моим страхом было стать такой же, как мать, и вот он случился: я в отношениях с зависимым человеком, мне плохо, но я не ухожу от него, а бесконечно пытаюсь спасти. Партнёр газлайтил меня, пытался склонить к употреблению веществ и отрезать от моего окружения. В этих отношениях я почти потеряла связь с реальностью и собой, но вовремя обратилась к психологу и смогла из них выйти.


Уже в терапии вскрылось, что у меня большие проблемы с выражением чувств. С детства я привыкла подавлять эмоции, никому их не показывать. Даже выучилась дожидаться ночи, чтобы закрыться в комнате и поплакать в подушку так тихо, чтобы никто не услышал. 


Во взрослом возрасте я даже не могла описать словами, что испытываю. Конфликтные ситуации приводили в ступор, и защитить свои границы в таком состоянии было практически невозможно. Я также терпела абьюз от мужчин, так как мне казалось, что я этого заслуживаю. Прощала всех, кроме себя, считая себя одну причиной всех бед.

Чем всё закончилось: 


– В процессе походов к психологу моя жизнь начала сильно меняться в лучшую сторону. 

– Я взрастила самоценность и самоуважение, научилась понимать, что именно я хочу делать и как хочу жить, а не ориентироваться на желание понравиться другим. – Поняла, что любовь не нужно заслуживать. 

– Стала лучше понимать собственные границы и границы окружающих. Научилась защищаться и отвечать, когда понимаю, что со мной так нельзя. Вела дневник эмоций, чтобы самой распознавать, что я чувствую и почему.


Много пришлось работать над тем, чтобы научиться просить и отказывать – это было самым тяжёлым. С детства я привыкла ни о чём не просить и всем помогать, даже если это в ущерб себе. Во взрослом возрасте пришлось учиться останавливаться, брать время на подумать, и отказываться от того, что не хочется делать или что будет мне во вред.


Некоторые особенности так и остаются со мной, но их удалось перевести из деструктивного русла в то, что делает жизнь лучше. Спасательство переросло в желание помогать людям и миру без ущерба для себя. Я учусь на секс-терапевтку, провожу группы поддержки и пишу тексты, которые, на мой взгляд, важны и полезны для окружающих. Все эти занятия поддерживают меня саму, и я получаю от них удовольствие. Контроль и ответственность пригодились мне в бизнесе и проектах, которыми я управляю. 


Сейчас я нахожусь в длительных отношениях – мы оба любим, уважаем друг друга и не пытаемся изменить. Однако мы с партнёром оба весьма тревожные и склонны бояться отвержения. Порой приходится объяснять друг другу, что то, что мне не понравилось вот это твоё действие, не означает, что ты плохой и я тебя отвергаю. Мы много говорим о том, что чувствуем, и это сильно облегчает совместную жизнь.


Что случилось с моим отцом? Когда мне было четырнадцать, он признал, что болен, и обратился к специалистам. Он начал посещать психиатра и группу анонимных алкоголиков и в итоге исцелился от зависимости. Четырнадцать лет он не пьёт. Мы на семейных праздниках также не пьём алкоголь при отце.


Самым большим разочарованием того периода стало то, что после выздоровления папы я не обрела «родителей мечты», о которых так мечтала: любящих, включённых и заинтересованных, уважающих личные границы и поддерживающих. Многие паттерны их поведения остались неизменными. Мать так же сильно опекала меня, а отец не обращал внимания. Сейчас, хоть наши отношения и нельзя назвать близкими, они стали гораздо лучше, чем раньше. Когда мне было двадцать пять, я нашла в себе силы позвонить папе и сказать, что простила его.

Мария Разорёнова, когнитивно-поведенческий психолог: 


Ребёнок, жизнь которого проходит рядом с родителями-алкоголиками, приобретает устойчивое убеждение, что мир опасен и непредсказуем. Что другие люди опасны и непредсказуемы, что он сам, вероятно, такой же нестабильный элемент.


Жить в мире, когда ты постоянно ждёшь неприятностей, когда ты в глубине души уверен, что события могут развиваться только от плохого к худшему, – тяжёлое испытание. Достижения обесцениваются, планировать бессмысленно, верить в надёжность других людей практически невозможно. ВДА сложно поверить, что ситуация может измениться, и это одна из базовых концепций, которую приходится менять в терапии. 


Вторая сложная вещь – то, что возвращение в воспоминания связано с чувством стыда, бессилия, несправедливости. И, конечно, возвращаться туда не хочется. К сожалению, терапевтический процесс предполагает погружение в прошлое, но только для того, чтобы избавиться от этого груза.


Если вы – ВДА, начать с этим работать вам может помочь опыт других людей. Книги, сообщества, группы – всё это позволяет принять свой плохой опыт, переосмыслить его и увидеть, что прошлое больше не должно управлять вашей жизнью. Если вы ВДА и вы в терапии, помните, что эта история конечна, человек способен переработать детские травмы и стать счастливым.

Коллажи: Катя Эл
M

Читать также: